Ген Родины. Повесть - стр. 1

© Федор Метлицкий, 2025

ISBN 978-5-0068-2827-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Макс Горюнов был не героем – обычным человеком. Человеком массы. О котором или ничего, или только положительное, как на похоронах. Или его обожествление в качестве «народа» – безымянных несметных толп, с их героическими жертвами.

В детстве он жил в Крыму, поражающем туристов изломанным горизонтом – высокими горами, переходящими в пологие. Ниже чаша субтропического рая, пахнущего морем, хвоей вечнозеленых деревьев и цветами, внизу серебристый покой южного моря со сброшенной невдалеке скалой. И солнце, удивительные легенды, южные фрукты и овощи, беззаботность. А ночью южный город – словно тысячи светлячков в кромешной тьме, и жарко даже ночью. Здешний дачник поэт Максимилиан Волошин задыхался от огромности этого чуда:

Маленький Макс бегал по улицам, мимо древних башен, поднимался на горы. В этой волшебной раковине мира его всегда сопровождала собачка. У обоих отсутствовал страх и голод, купались в ласке и заботе семьи. Внутренне состояние Макса не отличалось от готовности любимой собаки броситься на помощь, отзываясь лаской на взгляд на нее. Зачем она живет? Какой в ней смысл? Просто в том, что она живет и радуется. И заставляет умиляться других.

В школе он не был старательным учеником, потому что все схватывал на лету, писал стихи (отзвук оставленного рая). В него вошли привычные в то время догмы поведения, за неимением иных. Спокойно рос за догмами, как за кривым забором. Строчки стихов, выходящие из-под его пера, почему-то вызывали отвращение, как ходячие истины.

В веках устоялись понятия о воспитании и наказании. Сводится все к тому, чтобы ребенка поместить в самую середину рая, приучить к сплошной отзывчивости и добру, не способному обернуться злом, чтобы ужаснуться, будучи выброшенным в реальность. Временно запереть в клетку школы, отъединив от взрослых забот, чтобы не поранить. И воспитывать на героических примерах войн прошлого. Странно, те времена давно прошли, но их надо хранить. Традиции – главное. Конечно, что-то остается, чтобы свято хранить его в настоящем. А если традиции мешают ясно увидеть новое?

Молодому человеку, окончившему школу, трудно определить свое призвание, ибо редко кто определяется с младых ногтей. Но его определило чтение классики.

Он оставил семью и уехал в столицу, поступил в университет, на факультет журналистики, где подружился с Васей Пахомовым, из Татарстана, привлекавшим внутренней крестьянской силой.

Там, в молодежной тусовке, они познакомились с Гришей Нелюбиным, студентом Литературного института, который брал их на встречи с «шестидесятниками».

Макс редко вспоминал о родине – даже чувство праздника надоедает. Песня про Зурбаган ушла в сокровищницу памяти.

Он не видел смертей (жил в продолжительный период мира после Великой отечественной). Бегал на какие-то встречи с писателями, на любовные свидания и т. п.

Казалось, где-то далеко, во мгле истории, постоянно бушуют эмоции, непримиримость и убийства в войнах. Если посмотреть сверху, с вечно спокойной вершины мира, ясно видно, насколько слепо бушующее море человечества.

Но состоянием Макса было ожидание чего-то. Где-то за отрогами таятся будущие оценки подлинно переживаемого, а здесь мелькали в голове нахватанные знания – из литературы, ежедневного общения с людьми и телевизором. Хотелось чего-то подлинного.

Макс, казалось, нашел его после встречи с изумившей его девушкой Катей из интеллигентной семьи – волнующей чем-то совершенно иным, чем известные ему мужские чувства. И случайное рождение дочки, чего он не ожидал.

С помощью связей ее семьи он пошел служить в министерство. И там сослуживцы жили, как в теплице, за кривым забором догм, с готовыми взглядами на мир, позволяющими безмятежно существовать в гармонии с устоявшимися «правилами». Совершенно пригодными к тенденциям времени, но не к попыткам изменить ее в сторону опасного лучшего.

И осталась проза жизни: скучные, но необходимые обязанности, ответственность и долг, писание деловых документов, исполнение приказов и постановлений. Это не относилось к категории личных чувств – любви, близости или простому расположению.

Первая книга Макса, выдававшая его личные переживания, напечатанная издательством за его счет, вызвала недоумение жены, она замкнулась. Видимо, он задел ее чувства, постыдно обнажился, еще не умея увидеть личное со стороны – это была еще не литература. В любовных сценах персонаж был списан с личных интимных сцен с женой.

С тех пор Катя терпеть не могла его писания, принципиально не читала. Тираж первой книги остался лежать на верхних полках его библиотеки. И он не мог ей простить того, что она не выносила даже упоминания о его последующих книгах, начисто лишенных личного. Тем более его брали только в «Самиздате», и дальше он не мог пробиться.