Гарь - стр. 21
Он мог долго ёрничать, заводя сам себя, и часто доходило до мощной склоки с Вовой, когда вспоминались всякие обиды.
– Мы тут, пап, дядю Игоря вспоминали, – прервал Глеб, специально ни на кого не глядя – как он нам в детстве сказки рассказывал. Мы вот думаем, он их сам сочинял или пересказывал?
Отец не ответил, уставившись в окно на фонарь.
– Вспомнили парочку. Это ж целый эпос, – продолжил Вова, больше, кажется, действительно увлеченный восточными бреднями, чем стремлением загасить начавшуюся перепалку – он тебе рассказывал когда-нибудь про красных верблюдов?
– Рассказывал – буркнул отец.
На этом разговор заткнулся, ни туда ни сюда было не развернуть, и все трое уныло молчали, пока хриплый прокуренный голос, наконец, не выдал ожесточенно.
– На тебе тоже сказку. Про красного верблюда. Внукам расскажешь, если родишь. Сентябрь восемьдесят третьего, в горах Карамугуля. На блокировании. Духи к ночной вылазке достали верблюдов, облили нефтью, запалили. Врезались в кишлак. Человек десять зеленых положили декханов. И шестерых наших вместе с однокашником моим Андрюхой Штольцем и Рабинером, замполитом…
Последние слова щелкнули будто подзатыльником, прокатились по лестнице. Истории, конечно, приличествовало молчание, но Вова сразу же искренне выругался, так и сжимая в руках рюмки.
– Ну … история, батя!
Это было куда лучше. Отца тронула реакция, и было видно по морщинам, как он прощает вопиющие несмыслие. Потому что. Потому что бездушной инфантильности за ним не оказалось.
– Еще по одной – сухо произнес отец.
Постояли еще, выпили смущенно за встречу. Володя рассказал идиотский анекдот про негров, и Глеб с отцом покатывались от того, как он пытался вспомнить синоним ванной, доказывая, что это абсолютно необходимо для эффекта. Потом брату позвонили, и он, забыв рюмки на подоконнике, поднялся в квартиру.
– Ну че, Глебунь, чего спросить хочешь? – обратился, хитро затягиваясь уже третьей сигаретой, отец.
– Про деда. Про Глеба Давидовича. Давно с ним общался?
– Давидыча – отец крякнул и поводил головой – ну как крайний раз его крыло. Лет семь-восемь назад… Короче Крым еще не наш был, но вот-вот, чтоб понятно. Он там в деревне у себя с соседями крепко устроил.
– Да ладно, че за история? Вы не рассказывали.
– Мать просила… Ну чего там. Давидыч же привык жить по-своему, понял, как люди не живут. А поселок блатной, его как бы не трогали. Администрация не встревала, шобла эта интеллигентская. Ну и дед сам, ясно, блатной тоже. Ну, а в тот год рядом с ним дом мажор такой же прикупил, политикан подмосковный, с Чехова что ли. Вот они вдвоем и уперлись. Давидыч он по жизни как устроился, типа я псих, ниче не понимаю, посрать на дороге могу там или сто собак себе привезти на участок. А одно время, говорят, козлов там малевал по чужим верандам, здоровенных, как живые, натурально и в темноте светились. Мда, епт – отец задумался, докуривая.
– Ну и?
– Ну и вот этот хмырь подмосковный ему че то высказал, даже, я так понял, приложить хотел деда, а Давидыч ему… два пальца откусил короче…
– Нихера себе, бать.
– Да это так еще. В целом нормал для деда твоего. Поужинал, можно сказать, оккультист херов. Я вот другое думаю, ну как он так взрослому мужику, борову при охраннике, два пальца оттяпал. Ему тогда сколько за шестьдесят было? Шестьдесят пять. Считай, мне скоро стукнет. Я вот и по джиу-джитсу в курсе и воевал, ну никак пальцы не изловчусь откусить. Даже если за мать или жизнь спасать. Только если во сне кому, понял? Короче мутная история.