Форпост - стр. 15
– Тепереча как воевать-то? На кой лава казачья, коли пулемётами, да пушками разнесут в прах, как ты не рубись умело, – сокрушались казаки, размышляя о новостях с линии фронта.
Так закончился спор казаков о перспективах технических новинок во время войны, и оставалось только думать о том, что грянул век технический, в котором всё меньше остается места для кавалерии и простому солдату. Но когда затевался такой разговор, всегда побеждал в споре аргумент:
– А куда эти все танки, аэропланы годятся без солдата. Вот если солдат не придёт и не захватит деревню ли, город, – разве ж это победа?
Ждали теперь отправки на фронт и действительно часть казаков отбыли на войну, но сотню, в которой служил Иван Соловьёв, оставили в городе.
Через три года службы Ивана повысили в звании до урядника. Выделялся казак из Форпоста рвением к службе и воинскими умениями, а главное стал быстро авторитетом для сослуживцев. К Ивану, как уже опытному старослужащему казаку, приходили за советом или рассудить спор, и слово его всегда звучало среди казаков веско.
С началом войны активизировались агитаторы революционеров, и то и дело сотню поднимали для патрулирования, а то и разгона демонстрантов, поддержания порядка на бастующих предприятиях.
Так дослужили до семнадцатого года, когда война, без побед, при унылых известиях об окружениях, отступлении и линии фронта в условиях полного разложения армейской дисциплины, были непонятны, унижали и казались просто неприемлемыми. Вскоре и до Сибири добрался бунт, названный всевластием солдатских депутатов, взамен централизованной армейской дисциплины. Забурлила провинция шествиями, митингами, речами полнились площади и собрания: страна перестала работать в ожидании конца смуты.
Иван с трудом ориентировался в политических течениях, в этом бесконечном галдеже, но долго помнил глаза молоденького совсем человека в шинельке студенческой не по росту, которого он гнал на своем мерине по улице в момент разгона демонстрации на площади у понтонного моста. Паренёк бежал резво, был вёртким, – юркнул в узкий проулок, ловко увернулся от нагайки, и успевал ещё развернуться к подгоняющему его казаку, и выкрикивать:
– Приспешники сатрапов! Мучители народа! Служители царя – Николашки-кровавого!
В ответ Иван пришпорил коня и тот, налетев на парнишку грудью, сшиб с ног. Молодой человек отлетел к стене дома, упал на мостовую, а Иван, не останавливаясь, поскакал дальше довольный, что сдержался и не покалечил забастовщика.
Урядник Соловьёв уже привык к подобным словам в адрес казаков и особо не задумывался о них, понимая, что служба есть служба, а устав, – закон, которому должен следовать казак, не тратя внимание на вредные призывы.
– Плетью, обух-то, не перешибёшь, как не маши, как не ругайся, – вразумлял каждого сотник Еремей Басалаев, отметив, о чём судачат казаки после рейдов по улицам города, вспоминая, как усмиряли очередную смуту.
В один из дней сотню подняли и вывели в центр города, где бастующие устроили баррикады в районе Почтамтского и Театрального переулков. Когда казаки блокировали все примыкающие к центру города улицы и проулки, и казалось, что сопротивление стало угасать, со стороны баррикад зазвучали выстрелы. В узкой улочке среди глухих заборов и каменных зданий спрятаться было негде. Редкие пули рикошетили от мостовой и стен каменных зданий и были очень опасны. Вскоре был ранен казак из полувзвода, во главе, которой был поставлен Иван Соловьёв. Раненного отправили в госпиталь, наспех перевязав добытой тряпкой, а казакам пришлось спешиться и схорониться во дворе дома, сломав массивную калитку. Из дома вышел хозяин и стал браниться, возмущаться и требовать, чтобы казаки покинули двор. Иван осадил хозяина и приказал казакам следовать за ним дворами, чтобы подобраться скрытно к провокаторам, которые пролили кровь казаку и явно нарывались на кровавую стычку. Вскоре казаки пробрались к завалу через улицу и погнали засевших там молодых людей по улице. Иван скакал впереди казаков и, отметив, что среди них нет вооруженных людей, и что в основном это совсем молодые парни, вероятно студенты или рабочие с пристани, приказал оружие по возможности не применять, а гнать протестующих конями и если только будет замечено оружие – обрезы или наганы, бить на поражение.