Флорентийская блудница - стр. 38
– Простите, – пробормотал он.
– Ничего-с, – спокойно ответил его новый знакомый.
А после он напряженно молчал, а Захар в нелепом унынии рассматривал узор на старой скатерти.
– Вы думаете, что я пожалел вам водки? – наклонившись к Захару, молвил он. – Коли так подумали, то вы ошибаетесь. Мне не жалко. Но вы должны быть сейчас достаточно трезвым.
– Я? – с лица Захара не сходила глупая улыбка. – Кому должен? Зачем?
– Я не стану, Захар Платонович, ходит вокруг да около. Я налью вам и ни одну рюмку водки, а подарю ящик отличнейшего французского бурбона. И дам в придачу кошелек, полный червонцев…. Если вы исполните одну мою просьбу.
– Какую? – заикаясь, спросил Захар.
«Не иначе, он потребует кого-нибудь пришить, – лихорадочно думал он. – За яшик-то заморского вина. Он сразу мне не понравился. Больно чистенький и блестит, словно сосуля по весне…»
– Никого убивать не надо, – прошептал столичный франт, наклонившись к самому уху Захара. – Мне нужно, чтобы вы подожгли один старый дом.
– Старый? С людьми? – испуганно переспросил Захар и перекрестился.
– Без людей.
– Это какой же? У нас здесь нет заброшенных домов. Одна сараюшка на краю деревни есть. Та заброшенная. А все остальное давно по бревнам разобрали.
– Есть один такой дом. Лиственничный сруб.
– Вот даже как?
– Именно, – вальяжно откинувшись на спинку стула, небрежно произнес гость и посмотрел на Захара так проникновенно, что тому стало холодно в жарко натопленном помещении трактира.
– И где это?
– В поместье дворян Махневых. Помните таких?
– А как же… Конечно, помню. Владимира Ивановича здесь все помнят. Ох, и хороший был барин.
– Что, такой хороший, что уж и грехов за ним не водилось?
– Грехов? – напрягся Захар. – Да, не было никаких особых грехов. За недоимки с нас шкуру не драл. По праздникам водки всегда давал. Хорошей водки, и колбас из Углича, и сдобы разной. Пряников для детворы. Пир горой. Никто голодным не уходил. Мы все поминаем его по субботам. Его и маменьку его покойную.
– Вот как? Не знал…
– Да. Нешто мы не православные?
– Ну-ну, – гость похлопал Захара по руке.
– А теперь в их имении сброд разный живет. Сначала всем управляла одна старуха. Покойная мать Владимира, говорят, ей всё отписала. Бывшей своей экономке. А потом были суды по каким-то долгам. Бабка та тоже померла. А в дом ихний въехал какой-то чиновник. Но он хозяйством совсем не занимается. Сад в запустении, пашни тоже. Они собирались имение на торги выставить, да никак казенные дела по долгам не закроют. Так всё быльем и поросло. Но яблоки там все равно отменные родятся. Сорта заграничные. Ребятишки иногда воруют. А этот прохиндей-чинуша не дает местным их собирать. Сам в имении ни черта не делает, зато яблоки отправляет ящиками в Москву.
– Ну, да-с. А вот, говорят, что покойный барин был слишком охоч до женского полу. Что развратничал примерно? А? Что много девок попортил. Нет?
– Девок? Ну, кто ж его знает. Так они же все его крепостные были. Это же еще до реформы всё было.
– Ну, да. Крепостные. Так, раз крепостные, то можно?
– А как же? Это его все бабы и были. Имеет право.
– Ну да-с… Ну, да-с. Ладно, это мы прояснили. Больше к вам вопросов нет. А потому я перейду сразу к делу. Мне надобно, чтобы ты, Захар, поджег старую помещичью баню. Спалил ее до угольев.