Финеас Финн - стр. 79

– Мне это совершенно безразлично, – сказал мистер Тернбулл. – Никогда не думаю о таких вещах.

– Как и я, – согласился мистер Монк.

Тут доложили о приходе лэрда Лохлинтера, и все спустились к ужину.

Мистер Тернбулл был недурным собой, крепким мужчиной лет шестидесяти, с длинными седыми волосами и красным лицом, с жестким взглядом, носом правильной формы и полными губами. Почти шести футов росту, он держался очень прямо и был неизменно, по крайней мере в парламенте и на званых ужинах, одет в черный фрак, черные брюки и черный шелковый жилет; как он одевался в собственном доме в Стейлибридже, могли судить лишь немногие из его лондонских знакомцев. В чертах мистера Тернбулла не было ничего, что указывало бы на особые таланты. Никто не счел бы его глупцом, но в глазах его не было искры гения и в линиях рта не угадывалось игры мысли или воображения, как бывает у людей, достигших величия. Впрочем, величия мистер Тернбулл, несомненно, достиг – и не в последнюю очередь благодаря своему уму. Он был одним из самых популярных, если не самым популярным политиком в стране. Бедняки верили ему, считая своим самым искренним заступником, остальные верили в его силы, считая, что он непременно добьется своего. В палате общин к нему прислушивались, а репортеры отзывались о нем благосклонно. Стоило мистеру Тернбуллу открыть рот на любом публичном обеде или ином мероприятии, и он мог быть уверен, что его слова прочитают тысячи людей. Многочисленная аудитория необходима для хорошего выступления, и это преимущество всегда было на стороне мистера Тернбулла. Тем не менее его нельзя было назвать выдающимся оратором. Он обладал мощным голосом, твердыми и, я бы сказал, смелыми убеждениями, абсолютной уверенностью в себе, почти неограниченной выносливостью, кипучим честолюбием и в придачу к этому весьма умеренной щепетильностью и толстой – в моральном смысле – кожей. Слова не причиняли ему боли, нападки не ранили, насмешки не задевали. Нигде у него не было ахиллесовой пяты; просыпаясь каждое утро, мистер Тернбулл, вероятно, осознавал себя totus teres atque rotundus – круглым и гладким [16]. В политике он был выраженным радикалом, как и мистер Монк, но последний по утрам, без сомнения, ощущал нечто совершенно противоположное. В дебатах мистер Монк был куда более пылким, чем мистер Тернбулл, но всегда сомневался в себе, и более всего как раз тогда, когда наиболее яростно и убедительно доказывал свою точку зрения. Именно внутренняя неуверенность подталкивала мистера Монка смеяться над тем, что у него, английского министра, нет прислуги внушительнее, чем горничная.

Итак, мистер Тернбулл был записным радикалом и пользовался известностью в этом качестве. Не думаю, что ему когда-либо предлагали высокий государственный пост, но об этом говорилось достаточно, по крайней мере на его собственный взгляд, чтобы он считал нужным открещиваться во всеуслышание.

– Я служу народу, – заявлял он, – и при всем уважении к слугам Короны считаю свое звание выше.

За эти слова его сильно критиковали, и мистер Майлдмэй, действующий премьер-министр, осведомился, отрицает ли мистер Тернбулл, что так называемые слуги Короны служат народу преданнее и усерднее всех. Палата общин и пресса поддержали премьера. Мистер Тернбулл, однако, ничуть не смутился. Позднее, объявив перед несколькими тысячами человек в Манчестере, что первейший друг и слуга народа – именно он и никто иной, и услышав в ответ овации, он был вполне удовлетворен и счел, что победа осталась за ним. Прогрессивная избирательная реформа, ведущая в недалеком будущем к праву голоса для всего мужского населения, равные избирательные округа, тайное голосование, права арендаторов в Англии и Ирландии, сокращение постоянной армии до полного отказа от нее, абсолютное пренебрежение европейской политической жизнью и почти исступленное восхищение американской, свободная торговля всем, кроме солода