Фигуры молчания - стр. 3

Для него это был лишь первый ход партии.

Андрей вышел из-за остановки и пошёл в сторону дома, выбирая улицы потемнее. Шёл медленно, но внутри всё ещё ощущал тот тонкий нерв, что остаётся после хорошего хода.

На углу он остановился. Вдалеке выла сирена, приближаясь.

Кто вызвал?

Парень был мёртв почти мгновенно, мужчина ушёл первым. Не похоже, что он звонил. Может, мимо кто-то проезжал? А может, где-то в другом конце района что-то случилось, и я просто накладываю одно на другое?

Он сделал пару шагов, потом замер снова.

Вернуться?

Многие возвращаются на место убийства. Почему? Может, хотят, чтобы их оценили, похвалили за то, что провернули? Или, наоборот, чтобы кто-то наконец заметил, что они вообще есть. А может, им просто нужно увидеть результат ещё раз – закрепить его в памяти и… сердце.

Он всмотрелся в темноту за спиной. В голове это звучало как приглашение. Но внутри – пусто.

Ни страха, ни жалости, ни привычного послевкусия. Только ровная тишина, как белый шум в наушниках. Когда-то он знал, что такое страх. Когда-то видел, как люди плачут, и думал: «Вот, это жалость». Но теперь он не был уверен, что эти слова когда-то принадлежали ему. Может быть, он просто выучил их, наблюдая за чужими лицами, как за фигурами на доске.

Он вздохнул, поправил ворот куртки и пошёл дальше. В голове было всего одно слово —e4. Но в голове уже строилась цепочка до финального мата.

Не обязательно знать каждый ход заранее. Достаточно видеть, где возникнет первый разрыв в обороне, и направить туда движение. Партии выигрывают не за счёт силы фигур, а за счёт того, что соперник не понимает, что уже играет по чужим правилам.

Комната была тёмной даже днём. Не потому, что занавески плотно зашторены – просто окна выходили в узкий проём между домами, куда свет залетал лениво, по остаточному принципу. Андрей любил этот недостаток. В тени легче видеть чужие движения.

Стол у стены завален не хаотично, а слоями: внизу старые карты города с кружками и линиями, поверх – обрывки распечаток с адресами, наклеенные цветными стикерами. Каждый цвет что-то значил, но только для него. Рядом – старый кнопочный телефон с облупившимся корпусом; на экране – список номеров, которые он так и не стал сохранять в основную память.

Он пил дешёвый растворимый кофе, почти без вкуса, и листал архив заказов за прошлую неделю. Два имени выделил на полях крестиком: Ирина Гольц – частный репетитор по музыке, и Семён Белов – мастер по ремонту замков. Они жили в разных концах города, но у него уже была причина свести их на одной координате.

Он не знал их лично – но знал их ритм. У Ирины по утрам занятия с детьми, но по пятницам окно с 12 до 15. У Белова наоборот – в пятницу у него три выезда в один район, потом возвращение через центр. Эти окна и были его фигурами: пустые клетки на доске, куда можно поставить нужную комбинацию.

Андрей поднялся и подошёл к полке, где стояли четыре одинаковые коробки без маркировки. Открыл одну – внутри аккуратно рассортированные мелочи: ключи от давно заброшенных квартир, студенческие билеты, фотоаппараты, карты памяти. Он достал тонкий ключ с красной меткой на головке. Когда-то это был ключ от аварийного выхода в одном торговом центре, но теперь он открывал кладовую в старом доме у трамвайной остановки.