Размер шрифта
-
+

Ёськин самовар - стр. 34

У каждой кровати – табуретка вместо тумбочки. Посреди комнаты стоял обшарпанный стол с облупленными краями. Одна из ножек была наполовину сломана и грубо сколочена из двух неотесанных палок – будто наложили шину.


«Надо же, с какой силой тут кто-то постарался…» – мелькнуло у Иосифа, и где-то внутри на секунду шевельнулся страх.

Потертая занавеска на окне с розоватыми цветочками висела приспущенной – от постоянного прикосновения ее край был закопчен и пожелтел.

На стенах – облупившаяся краска бледно-зеленого цвета, кое-где торчали гвозди, на которых, возможно, когда-то висели полотенца или фотографии. Возле двери вбито несколько крючков – под куртки и пальто. Над одной из кроватей – самодельная полка из доски и двух уголков.

Душ и туалет были общими – один на весь этаж. Судя по расположению дверей, комнат здесь было двадцать пять, по обе стороны узкого коридора.

– Это ж минимум на сто человек, – пробормотал Иосиф, прикидывая, сколько тут народу по утрам толпится.

На удивление санитарные комнаты оказались очень чистыми, буквально сверкали.

– Комендантша спуску уборщицам не дает, – пояснила тетя Мотя. – Проверяет их работу по нескольку раз в день. Если что не по-еешному – заставляет вылизывать каждый угол.

Спустившись по лестнице второго подъезда, где дверь действительно оказалась замурованной изнутри кирпичной кладкой, они вышли прямо в кухню общежития. Помещение было вытянутое, с тусклым светом из двух окон, под которыми стояли две видавшие виды газовые плиты, каждая с четырьмя конфорками. Стены по бокам от пола до потолка занимали сбитые из фанеры шкафчики – с подписями, местами выцветшими, местами сорванными.

– Выберешь себе, какой пустой, – тихо сказала тетя Мотя. – Только ничего ценного здесь не оставляй. Видишь сам – без замков. Заберут – и не спросят.

Справа от входа возвышался огромный цинковый электрический самовар, размером с маленькую цистерну.

– Литров сто вмещает, не меньше, – пояснила тетя Мотя. – Вахтеры обязаны следить, воду вовремя подливать.

Иосиф осторожно дотронулся до металлического корпуса, будто желая убедиться, что он и вправду горячий.

– Его одного на весь Аккемир бы хватило – всех чаем напоить, – усмехнулся он, от души пораженный габаритами.

Подозрительный тип

Иосиф постепенно обживал свой угол в общежитии. Приобрел самую необходимую посуду: небольшую кастрюльку, сковороду, нож, вилку, ложку – все простое, но впервые в жизни – свое. А еще у него появилась эмалированная кружка – подарок от комендантши. Белая, с металлическим ободком по краю, звенящая от малейшего прикосновения.


– Приданное на новоселье, – сказала Антонина Семеновна, чуть прищурившись, с тем особым выражением, какое бывает лишь у людей, привыкших не баловать, а воспитывать – скрывая доброту за привычной строгостью. – Наш завод к Олимпиаде таких кружек наштамповал – мама не горюй!

На белоснежной эмали кружки ему улыбался Мишка – тот самый, олимпийский. Символ надежды и доброты. Его мех был аккуратно прорисован, словно стежками коричневого мулине: каждая ворсинка – на своем месте. На поясе – пять олимпийских колец, знак единства континентов…

В один из дней тетя Мотя решила провести Иосифа по всем торговым точкам в округе – показать, где и что можно купить.

Их, как оказалось, было совсем немного, особенно для крупного заводского района. Иосиф даже удивился: в Туле, в промышленном сердце страны – и так скромно? В родном казахстанском поселке, несмотря на его размеры, работало целых пять магазинов. А тут…

Страница 34