Ёськин самовар - стр. 36
Через дорогу – аптека с вечным запахом валерьянки.
Ниже по улице – парикмахерская Изнутри доносился запах одеколона и лака для волос. Сквозь окно было видно, как женщинам делали химическую завивку.
И наконец – фотоателье, издалека пахнущее проявителем и временем. На стенде за стеклом – выставка лучших работ: новобрачные, школьники в форме, дети с огромными бантами и старики с медалями.
Иосиф медленно шел с тетей Мотей по этим местам, и в каждом – чувствовалась жизнь. Неспешная, не всегда легкая, но живая, настоящая. Такой открывалась ему Тула – город заводов, черного хлеба, самоваров и запаха газетной краски.
Зашли и на ближайший базарчик – скромный, полупустой. Между лотками прохаживались редкие покупатели, воздух был напоен запахами квашеной капусты, копченой рыбы и осенней сырости.
За одним из прилавков они издалека заметили Галину Николаевну. Перед ней, аккуратными кучками, лежали груши – мелкие, с темными пятнами, совсем не аппетитные на вид.
– Пробуй, – предложила тетя Мотя Иосифу, подталкивая его вперед.
– Здрасте! А ничего, что это мои?! – возмутилась Галина Николаевна, делано строго. Но было ясно, что обижается она понарошку. – Ешь, Осип. Они ужасно вкусные! Язык проглотить можно.
Иосиф осторожно взял одну грушу, долго крутил ее в руках, прежде чем найти на кожице небольшое зеленоватое пятно – единственное, где не было характерных темных прожилок, похожих на гниль.
– А как сорт называется? – поинтересовался он, с любопытством взглянув на продавщицу.
– «Дикарка», – ответила Галина Николаевна. – У нас за домом таких тьма тьмущая растет. Но ты попробуй – с виду она неказиста, а вкус… как у меда с легкой кислинкой.
– Раньше они полностью зелененькие с розовыми боками были… – сокрушалась Галина Николаевна, глядя на груши, будто на своих детей. – А теперь вот, смотри – вся кожура в пятнах.
Она вздохнула, отложила одну сторону и добавила, понизив голос:
– Это все из-за дыма, из-за заводских выбросов. Ты заметил, какое небо над Криволучьем? Фиолетово-оранжевое! Прямо как будто закат, а ведь сейчас день. А там, между прочим, металлургический завод…
Она вдруг замолчала, прищурившись и глядя куда-то вверх – будто пыталась сквозь серое, затянутое дымкой небо разглядеть хоть клочок прежнего, чистого. А потом, словно спохватившись, резко принялась смахивать груши с прилавка в алюминиевое ведро, не разбирая, спелые или нет.
Иосиф и тетя Мотя невольно посмотрели по сторонам. С чего бы вдруг такая поспешность?
– Что за шухер? – шепнула тетя Мотя, чуть наклоняясь к подруге. – Никак милицейский патруль, что ли, заприметила?
Галина Николаевна будто не услышала – продолжала пересыпать груши в ведро, упрямо глядя вниз, точно и вправду что-то рассматривала среди фруктов.
– Ну что, Осип, – словно для отвода глаз, спешно заговорила Галина Николаевна, – как у тебя с работой?
– Пока только медкомиссию прохожу, – ответил он. – Жду документы из Казахстана, без них оформить не могут.
– Главное, что крыша над головой есть и теплая постель под боком, – кивнула она с участием. – Остальное приложится.
Потом вдруг мягко сунула ему в руки ведро с грушами.
– Держи. Погрызешь на ночь… Они страшные с виду, зато сладкие, как детство.
Схватив из-под прилавка небольшой узелок, Галина Николаевна ловко сунула его себе под короткую, широкую куртку на меху.