Его пленница - стр. 11

– Какой у тебя срок? – спрашиваю её, делая глоток из чашки.

– Тридцать четыре недели уже, – улыбается она и поглаживает живот. – Мальчик там у меня, пинается бесконечно.

– На таком сроке в декрет уже пора.

– Да вот же, неделю эту доработаю и уйду. Самир Рустамович хорошо платит за работу, поэтому пока могу – работаю. Если бы ещё некоторые настроение не портили…

Она закатывает глаза, а потом смотрит многозначительно.

– Кажется, вы тоже не подруги, – прыскаю.

Азиза мне нравится. Милая, искренняя, открытая. Хорошая девушка.

– О, ты не представляешь, – качает головой, а потом добавляет тише, склонившись чуть ко мне, насколько ей позволил её большой живот. – Она успокоилась только когда я вышла замуж, а потом забеременела. Хани в каждой видит соперницу – сама она нацелилась на Самира Рустамовича, хочет хозяйкой в этом доме стать. Вот только он в её сторону совсем и не смотрит.

– Шевелитесь давайте! – окрикивает нас заглянувшая в кухню Мадина. – Азиза, ты полотенца постиранные развесила?

– Нет ещё, – отвечает та и встаёт, держась за поясницу.

– Тогда с какой радости уселась чай пить?

– Иду уже, иду!

– Подожди, я тебе помогу, – тоже встаю. Девушкам на больших сроках беременности нужно быть осторожнее с развешиванием белья, особенно если для этого нужно поднимать руки вверх – нам так на акушерстве в училище говорили.

Азиза уже чай допила, поэтому ополаскивает чашку и убирает, а я не успела. Сейчас помогу ей, потом допью.

Мы уходим из кухни и идём вместе в прачечную, помогаю ей выгрузить постиранные полотенца из машины, а потом вместе выходим на улицу на задний двор и развешиваем.

Признаться, я рада, что у меня появилась возможность выйти на улицу. Знаю, что тут полно охраны, и сбежать у меня точно не получится, но хотя бы погулять на свежем воздухе.

Когда мы заканчиваем, Азиза отлучается в уборную, а я возвращаюсь на кухню. Кипячу чайник и подливаю горячей воды в свой остывший чай, который я толком и выпить не успела. Делаю несколько глотков, но тут же кривлюсь.

– Фу.

Что за чай такой? Пока свежезаваренный был – вкусный, а как остыл, так кислинка появилась.

Выливаю чай в раковину и мою чашку. Вспоминаю, что Азиза говорила, что ей нужно почистить от хвостиков клубнику на желе. Достаю ящик с ягодами и ставлю под кран, чтобы помыть, но… странное дело – в глазах появляется ощущение, будто песка в них насыпали. И даже двоиться начинает.

И воздуха становиться мало. Язык будто неповоротливый, в горле резко пересыхает.

Я пытаюсь сморгнуть пелену, кое-как наливаю себе воды в стакан, но ощущение, что обычный стеклянный стакан весит тонну.

Ноги подкашиваются и приходится схватиться за столешницу, чтобы не упасть.

Что со мной происходит? У меня как будто аллергия на что-то острая.

Анафилактический шок? Но на что?

– Мадина! – слышу зычный окрик Албаева за спиной. Понимаю, что он вошёл в кухню, но ощущение, что голос его доносится через толстый слой ваты. Будто откуда-то издалека.

– Она… вышла… – кое-как шепчу, а потом перед глазами совершенно темнеет.

Тогда, когда прыгнула в море за щенком в детстве, я плыла так долго, что едва не утонула. Ощущение, когда вода заливает твои глаза, нос и рот, когда сделать вдох – единственное, что имеет смысл. Когда над тобой смыкается вода, а в груди начинается пожар из-за невозможности сделать вдох. Я этого никогда не забуду.