Её нельзя - стр. 31
В стенах гостиной раздалось эхо. От пощечины.
Я вырвала руку из захвата и взметнула ее, а дальше – все как в тумане. Хлесткая пощечина, красный след на щеке Эмиля и мой жалобный скулеж.
Эмиль потер щеку, стискивая зубы.
– Я не хотела, я не хотела, – зашептала судорожно.
Я тут же прикрыла свое лицо в ожидании ответного удара, но его не последовало.
– Это твоя последняя отцовская замашка, – пророкотал Эмиль.
Он не ударил.
И пощечину не отвесил.
Я с ужасом смотрела на бляшку ремня, перед глазами все расплывалось. Я ударила, как отец. Отвратительно.
– Ты ничего не знала, – делает предположение Эмиль. – Он предусмотрительно уговаривал мою мать сделать аборт, чтобы рассказать было некому. Но я все равно родился.
– Сумасшедший! Ты сумасшедший! Папа бы никогда… никогда! Не смей говорить про него так… плохо…
Меня била крупная дрожь. Эмиль держал мои запястья одной рукой, в нем силы было – до ужаса много.
И взгляд безумца вкупе порождал страшные вещи.
Мне было жутко.
– Можно было бы подумать, что все началось с Булата Шаха. Но он сдох, а претензии остались. А с претензиями идут к исполнителю, – закончил Эмиль жестко.
Я хотела закрыть уши.
Он знал Булата Шаха. Чушь какая-то. Я отказывалась верить: да, мой отец суров, но он не убийца.
– Все ложь, – проблеяла я. – Ты описываешь другого. Не моего отца. Уходи прочь, Эмиль.
– Твой отец – чудовище, – выплюнул Эмиль.
– Не смей. Довольно, уходи, – процедила в ответ.
– Его фамилия, как и его руки, пропитаны кровью. Власть его писана кровью.
Эмиль багровеет.
Отказываясь верить в эту чушь, я оттолкнула Эмиля и понеслась прочь. Забыв про вещи, про горы, про сладкие ночи.
Все это потонуло в бездне. В восемь утра второго января сказка закончилась.
Я не успела выбраться из номера. Он нагнал меня сзади – схватил за рубашку и порвал ее.
Снова.
– Не трогай меня! Не надо, умоляю!
Я заплакала, кусая израненные губы. Эмиль стянул с меня штаны и приспустил нижнее белье.
Когда я поняла, для чего, то резко замолчала, тяжело дыша.
– Заклеймил все-таки.
Эмиль оголил место татуировки. Там была фамильная монограмма, такая была у моих братьев тоже.
Когда Эмиль отпустил меня, я встретила его брезгливый взгляд.
Мои руки тряслись, волосы прилипли к вспотевшему лицу. Я грубо смахнула пряди, чтобы лучше видеть.
Эмиль смотрел так, будто имел на меня все права.
– Фамилию ты сменишь, – решил он по-хозяйски и кивнул на место татуировки. – А это клеймо я не хочу видеть каждый раз, когда буду брать тебя сзади. Выведешь полностью.
Я поняла очевидное: Эмиль сошел с ума.
Совершенно точно.
Но одно успокаивало – он не ударил и не обидел меня. Отступил, позволил одеться, а сам закурил.
– Я тебя не трону против воли, – Эмиль затянулся и с прищуром осмотрел меня. – Я не чудовище.
Я боялась пошевелиться, так и стояла у стены возле выхода. Мне показалось, что с сигаретой в зубах он принял какое-то решение для себя. Лицо вернулось к человеческому, губы расслабились и спокойно обхватывали сигарету.
На трясущихся ногах я вернулась в свою комнату. Взяла только куртку и сумку, а когда вернулась в гостиную – Эмиля здесь уже не было. Только запах сигарет и разрушенная техника напоминали обо всем, что тут случилось.
Я выбежала из гостиницы, вдыхая морозный воздух.
Лицо было мокрым, тело пропиталось запахом пота и страха. Я задыхалась, но бежала. Легкие горели огнем, я бежала много минут без остановки.