Её нельзя - стр. 30
Эмиль поранился, на его костяшках была свежая кровь.
– У нас же есть аптечка, да? Я помогу тебе.
Я зачем-то улыбнулась, будто не поняла, что дело по мою душу было. Что Эмиль на меня зол. Будто я не заметила, как сжат его подбородок. Плечи выпятил и зверем смотрит.
– Лучше не подходи, – процедил он.
– Да что случилось? Я ничего не делала, – я сделала шаг назад. – С тобой была. Никуда не ходила. Даже ночью не просыпалась.
– Ты не назвала свою фамилию, – хрипло, тихо. Без контроля. С таким голосом только дом крушить.
Я непонимающе качнула головой.
– И что?
Эмиль подошел, и я только силой заставила себя не отступать более. Он дернул меня на себя. Резко. Больно.
Я охнула и врезалась в его торс.
Напряженный.
Стальной.
– Лучше бы ты осталась в комнате, София.
Грудь болезненно заныла. Еще и хватка его – дикая, зверская.
Эмиль изменился с нашей последней ночи. Я беспомощно посмотрела в его глаза, запястье заныло.
– Мне больно, – тихий всхлип.
– Мне тоже когда-то было.
«Что?», – хотелось мне спросить, но этот взгляд… Эмиль изменился.
Это все, о чем я могла думать. Рядом с ним становилось страшно. Как дома – никогда не знаешь, кто взорвется.
Эмиль ослабил хватку, и я отшатнулась. Лопатками врезаюсь в стену и ничего не понимаю. Едва сдерживаю слезы. Я предложила ему самое ценное, что у меня есть, а он оставляет синяки на моем теле и смотрит так, будто ненавидит весь мой род.
– Новогодняя ночь. Я тебе рассказывал про свою мать.
– Да, рассказывал, – перебиваю с надрывом. – Мне очень жаль, но причем здесь я?
– Причем Эмин Шах. А ты – его дочь.
Эмиль бросает взгляд на меня. Красноречивый. Все становится понятным. Все…
Когда я садилась в его машину, Эмиль смотрел на меня с интересом. Когда привел в номер и закрыл за мной дверь – с жаждой. А теперь вот так, как на вещь. Которую желаешь и ненавидишь одновременно.
Я покрылась пятнами, шея болезненно заныла – будто меня прямо сейчас душили.
Пазл сошелся. Страшный пазл. Я была дочерью человека, которого Эмиль считал чудовищем.
Чудовищная ошибка!
– Ты бы сразу все сказал, – вдруг поняла я. – Я бы в машину к тебе не села. К сумасшедшему.
– Повтори, – процедил он. – Повтори, что ты сказала, София?!
– Только сумасшедший обвинит моего отца в таких грехах. Мой папа – он не такой. Ты все солгал.
Я резко замолчала, понимая – черта перейдена.
Эмиль мне в своем личном тогда признался. А я сейчас не поверила. На сторону папы встала. По-другому быть просто не могло.
Черты его лица исказились. Страшное было впереди.
На своем лице я почувствовала горячее дыхание – он ухмыльнулся мне в губы.
– А ты, когда домой вернешься, спроси у любимого отца, за что Давид сидел пять лет. Это мой отец. За что он Жасмин пришел убивать, когда ей было всего восемнадцать. Это моя мать. За что он и его псы мою бабушку и дедушку застрелили…
– Ты болен! Ты болен, Эмиль! Ты сошел с ума! – я в ярости закрыла уши.
И тихо вскрикнула: Эмиль насильно мои руки вниз опустил и смотреть на себя заставил.
– Ты безумец, Эмиль. Безумец! Дай мне уйти. Умоляю: дай мне уйти!.. – взмолилась я.
По щекам текли слезы. Я так долго не плакала при мужчинах, так долго…
– Эмиль, отпусти! Прошу тебя! – мой голос сорвался, я зарыдала.
Эмиль что-то еще сказал, а я тихо обмякла в его руках.
– Забавно, – сглотнул Эмиль, не отрывая от меня взгляда, – твоя мать также умоляла его дать ей уйти. Диана была несчастна с ним. А потом забеременела твоим старшим братом. Совпадение? Я ничего не утверждаю. Но Диана сбежала с его ребенком в животе…