Единственная для принца. Книга 3 - стр. 30
«Болезнь... Варген-Фойга болен Радой? То, что нездоров, и так не новость. Да только Рада тут каким боком? Она не первая, судя по всему, не она и последняя». Стойки – упражнения на статику – меньше всего позволяли размышлять, зато всё раздражение и злость на наследника оландезийского престола легко выливались в упорство, так необходимое для этих упражнений.
«А если второй принц прав, и договориться с королём не удастся? Как тогда быть? Как вытащить отсюда маркизу Инвиато?» Силовые упражнения давали свободу манёвра и можно было двигаться. Например, приседать, держа на вытянутой руке стул за ножку так, чтобы капля воды на его сидении не растекалась.
Вопросов меньше не становилось. А ответы негде было раздобыть, да и спросить было не у кого. Даже Перла не приходила. Но Зиад уже лёжа в постели, представлял, как он будет радоваться, когда окажется рядом со своей единственной, рядом с Радостью, и душу его наполнял восторг, счастливое ощущение достижения и вкус победы.
***
Возможно поэтому на следующий же день ему показали картинную галерею – он очистил разум от плохи мыслей, настроился на решение своего вопроса и был готов воспринять.
Галерея, что удивило, оказалась на том же втором этаже, где разместили его и где, как он подозревал, находилась и комната Перлы. Только выход к ней был в другую сторону от центральной лестницы.
От внимательного взгляда не укрылись ни драпировки на стенах, ни количество картин, ни их размер. Господин посол проявлял живой интерес ко всему, о чем ему рассказывал его высочие Вретенс. Только всё, что интересовало Зиада сейчас, – как оставить записку здесь, в этой галерее, в условленном месте, чтобы её не обнаружили.
Галерея хоть и была освещена неравномерно, а большей частью и вовсе плохо – место не было приспособлено для выставки произведений придворных маляров и явно предназначалось древним зодчим для чего-то другого. Но даже с учётом этого оставлять здесь какую угодно записку было рискованно: любой клочок бумаги слишком бросался бы в глаза, не вписываясь в этот архаичный убор старого дворца. Искать же ту нишу за картиной, о которой упоминала Рада, стоило уж точно не в присутствии принца и стражников. И тут Перла права. Снова права...
– Да, велико мастерство ваших художников, велико, – кивал Зиад, рассматривая картины и людей, что были на них изображены. Он всматривался в лица отнюдь не из эстетического удовольствия – господин посол снова и снова искал фамильное сходство своей девочки со всеми этими людьми. И снова убеждался, что его Рада была слишком необычной для этого родового древа.
Мастью она пошла в отца (Зиад очень хотел увидеть настоящий цвет её волос, хотя и без этого легко представлял, какой он на самом деле), а вот черты лица её сильно отличались от того, что было здесь в изобилии представлено – крупный нос, губы, будто высеченные тесаком, глаза светлые, круглые и, как правило, спрятанные под нависающими бровями.
В мыслях всплыли её черты – решительное выражение на милом треугольном личике, серьёзные, немного кошачьи бирюзовые глаза, плотно сжатые пухлые губы. Сердце снова защемило – как она там без него? Волнуется, наверное. А он всё не может послать весточки о том, что уже на месте, что добрался, что с ним всё хорошо...