Единственная для принца. Книга 3 - стр. 29

А в том, что не помогал, сомневаться не приходилось.

Она, рассказывая о своей жизни во дворце короля Оландезии, с теплом отзывалась о матери, которой так рано лишилась, о кухарке, которая пыталась хоть как-то ей помочь, ухаживая после того зверского избиения и других наказаний. Да даже о летучей мыши, которую часто видела на чердаке, когда сбегала и пряталась, рассказывала! А о принце Вретенсе, доброжелательном и приятном, особенно на фоне остальных членов королевской семьи, Рада вообще ни разу не упомянула.

Этот вопрос бился в голове, всякий раз, когда вечно спокойный меланхолик, принц Вретенс, обращался к господину послу, вертелся на языке, стоило обратиться к его высочию второму принцу.

Но выравнивая своё дыхание в ритме дыхания принца, чувствуя, как холодеют и немеют ноги и руки, только огромным усилием воли Зиад заставил себя спросить о другом:

– Правда ли, что ваши художники так же искусны в больших полотнах, как и в рисунках для книг?

– Да, будьте уверены, – не оборачиваясь, ответил принц. То, что не обернулся, заставило Зиада порадоваться – значит, не заметил подстройки и вопроса не запомнит, воспримет, как собственную мысль. Но и огорчиться тоже заставил – возможность узнать что-то про Раду упущена. – У нас есть портретная галерея, как и в Бенестарии.

Это было сказано с явно промелькнувшей гордостью. Зиад увидел, что развилка коридора буквально в десяти шагах, стал отпускать подстройку. И уже ощущая, как теплеют пальцы и медленно возвращается свой ритм дыхания, спросил:

– Покажете?

– В следующий раз, пожалуй.

3. ГЛАВА 3.

«Почему Вретенс так себя ведёт? Откуда и для чего этот полный штиль в его эмоциях?»

...Двадцать восемь, двадцать девять, тридцать – Зиад отжимался на пальцах.

«Что за поединок он упоминал? Какие здесь поединки бывают? Оружие? Рукопашная? Для чего?» -

Отжимания с хлопком: десять, двадцать, тридцать.

Пот холодил спину и лицо, а новая мысль не давала покоя, пока он изгибался в мостик и прыжком поднимался из него: и... раз, и... два, и... три.

«Как оставить записку в картинной галерее? Стоит ли её писать заранее или сразу там, у самой длинной картины?»

И... раз. И... два. И... три»

Рада рассказывала тогда о местах для связи, то перечисляла те, что помнила очень хорошо и могла бы открыть маленькую дверцу туда прямо сейчас. Говоря про эту картину, вернее, нишу за ней, усмехнулась и едко заметила:

– Ты удивишься не тому, что нарисовано. Нет, в этом экспонате поражают воображение в первую очередь размеры, – насмешка пропитывала каждое слово. – Ты точно не пропустишь эту картину – такое невозможно пропустить! И твоя склонность к искусству тут ни при чём: если застелить этим полотном пол, получится длинная ковровая дорожка. Жаль, только никто не позволит по ней пройтись.

Зиаду трудно было такое представить – в Пустынных княжествах было не принято украшать дома картинами, вообще изобразительное искусство его народа существовало в зачаточном состоянии. Он тогда улыбнулся и обнял Раду, крепко прижал её к себе, такую свежую, такую едко-саркастичную, и от этого кажущуюся такой беззащитной и ранимой!..

Вдох, длинный выдох, расслабиться – упражнения на растяжку требуют расслабленности. Расслабленности и упорства. Но мысли тем не менее прочищают тоже неплохо, и вот новая: «Когда же величие Юзеппи уже примет решение? Почему он так тянет? Помучить меня хочет? Сомнительно. Не того я неба птица... Тогда почему?»