Дрожь в полынном зное - стр. 7
- Взвод! Стой, раз - два! - приказал сержант, повернувшись к нам.
Сержант стоял, комично выпятив нижнюю губу, и насупленно смотрел на нас, похожий на ребенка, которого обидели, а не на садиста, наслаждающегося властью, каким он был ранее.
- Упор лежа принять! - без выражения приказал сержант.
Мы упали на асфальт, вытянув перед собой руки.
- Упор присев принять!
Мы сели на корточки.
- Крокодильчиком шагом марш!
Наши ряды дрогнули. Никто не знал что это означает.
- Что за на*уй “крокодильчик”? - послышался чей-то шепот.
- Разговоры в строю! - заорал сержант, - тупые б*я бараны. В раскорячку, сказал, шааагооомм мааарш!
Первым догадался Кореец. Он находился в переднем ряду и как пример для остальных двинулся вперед, переставляя согнутые ноги, оставаясь на корточках. Нестройными рядами мы зашаркали следом, похожие на вереницу крабов, ползущих по пляжу.
Мышцы в ногах заныли и задеревенели почти мгновенно. Я терпел и держал темп, боясь нарушить строй и спровоцировать дополнительные проблемы. Сжимая зубы, я переставлял ноги, поглядывая в сторону Пингвина, готовя про себя ругательства, с которыми обрушусь на него при первом удобном случае. Хотя понимал, что Пингвин тут не при чем. Эта такая странная жестокая игра, в которой у каждой стороны своя роль. Сержанту нужен был повод, чтобы поиздеваться, проявив абсолютную власть над нами. И этим поводом могло стать все что угодно. А может, сержант по нутру не был садистом, а лишь повторял то, что проделывали с ним в свое время другие. А может эта темнота сидит в каждом из нас, глубоко - глубоко, будто черный червь, готовый показаться на поверхности как только появится возможность.
Лицо Пингвина побледнело, он гримасничал от боли и страха. Я не мог больше смотреть на него и отвернулся, чувствуя, что запал негодования к нему растаял, а осталась лишь брезгливая жалость.
Еще через десяток метров, пройденных нами “крокодильчиком”, в воздухе серьезно запахло жареным. Парни хрипели, едва передвигая ноги, и сталкивались друг с другом. Вот-вот кто-нибудь оступится и рухнет. Я тогда подумал, что за нелепица такая! Чем мы занимаемся? Десяток молодых парней, собравшихся с разных концов страны, ползут по пыльной поселковой дороге, выполняя приказ малограмотного увалья! Зачем? Что нас удерживает от того, чтобы вспомнить о человеческом достоинстве, встать, отряхнуться, послать сержанта подальше и пойти домой, в сторону города, который в десятке километрах к югу жил нормальной жизнью, где не было место “крокодильчику”.
- Отставить! - вдруг каркнул сержант. - Встать! Смирно!
С выдохом облегчения мы поднялись на ноги.
- Равнение напрааавоо! Шагом мааарш! - добавил сержант, пустив строй вперед.
Мы молча шагали, на этот раз без песни. Ворота нашей части приближались и я опасался сделать лишнее движение, чтобы не помешать возникшему затишью.
Степь нагревалась и становилось жарче. Полевые птицы изредка выпархивали из кустов, растущих по сторонам дороги, и взмывали в чистое небо. Я завидовал их свободе, возвращаясь мыслями к ненормальности происходящего со мной. Посмотрел на сержанта, размышляя о том, как он отреагирует, если я выйду из строя и просто пойду в степь.
Сержант выглядел неожиданно отстраненным. Кажется, он даже перестал обращать на нас внимание, держась впереди строя у кромки дороги и смотря под ноги: высокий, сутулый и нескладный. О чем он думал? О своем будущем? О грядущей демобилизации?