Дракон и Феникс - стр. 16

– Простите, гунцзы. Мне пора. – сердце Тинг-Тинг в этот момент стучало быстро-быстро, приятное тепло разливалось в груди. Но вместе с симпатией в ней росла осторожность, вбитая жизнью в стенах Императорской Академии. «Мне нельзя здесь быть. Нельзя разговаривать с незнакомцем. Минг-Минг бы сказала, что я сошла с ума. Мне нужно срочно уйти. Но как же не хочется уходить!».

Похоже, её новый знакомый испытывал то же самое: он сделал шаг вперёд, и взяв её руку, спросил:

– Постойте! Я даже не знаю, как вас звать, милая сяньнюй?

– Зовите меня… Су, – поспешно освободила Тинг-Тинг руку, и собралась уходить.

– Су… Я буду здесь, у этого пруда, через три дня, в этот же час. Я надеюсь, что ласточка вернётся. – бросил ей вслед обещание Вэйчэнь.

Тинг-Тинг не ответила, лишь на миг заглянула в глаза Вэйчэня под маской и исчезла в темноте, оставив его наедине с призрачной надеждой на новую встречу.

***

Тинг-Тинг вернулась в свою крошечную, холодную каморку в Императорской Академии. За те несколько часов, что её не было в стенах Нефритовой Клетки, здесь ничего не поменялось. Но незримо изменилась сама Тинг-Тинг. В её жизни, полной страха и борьбы за выживание, появился опасный, но манящий секрет.

«Мне не стоило разговаривать с незнакомцем. Это может быть очень опасно… если узнает кто-нибудь из дайши, мне несдобровать… Но… как же сладко! Как хорошо и радостно на душе! Мне так нужен был этот глоток свободы, этот короткий разговор в парке. Тот Лунный Лис не видел моего лица, и не мог меня узнать. Он говорил не с Чи Сунгли сяоцзе, не со студенткой Нефритовой Академии, а – со мной, со мной настоящей. Только бы никто не узнал о моём маленьком секрете…»

Для Цзинъи мир в этот вечер был соткан из света и радости. Бумажные фонари – красные, золотые, в виде карпов и драконов – покачивались и плыли над улицами, превращая столицу в волшебную реку света. Воздух пах имбирным печеньем, фруктами в карамели и благовониями. Едва ушла та странная сяоцзе, как словно из-под земли появился Лэй, подошёл сзади и обнял за плечи. Испугал её немного конечно.

Теперь он шёл рядом, обнимая её за шею, свесив руку с её плеча. Цзинъи не нравилось, когда он так её обнимал, особенно на людях; но Лэй всегда говорил, что при их разнице в росте ему так удобнее. Приходилось подчиняться.

В её руке мягко покачивался простой бумажный фонарик в виде белоснежного кролика, купленный Лэем у старого мастера. Его неяркий, тёплый свет озарял их лица.

Они остановились у моста, глядя на отражение огней в тёмной воде канала.

– В следующем году, когда тебе исполнится шестнадцать, мы поженимся. У нас будет свой дом, – сказал Лэй, и в его голосе звучала тихая, но твёрдая уверенность. – Отец обещал весной сделать меня мастером. Я буду работать только на себя, скоплю состояние. И тогда я куплю для тебя фонарь из самого тонкого шёлка, с фениксом. Он будет самым красивым во всей столице.

Цзинъи прижалась к его плечу, и внутри всё стало тихим и ясным, как свет её фонарика. Их будущее казалось таким же простым и понятным, как это маленький огонёк. Они поженятся, построят свой дом. Он станет мастером. Она будет растить их детей. Простое человеческое счастье.

– Он будет светить так ярко, что сам Сын Неба позавидует, – сказала она.

– Пусть завидует, – ответил Лэй. – У него есть вся Поднебесная, а у меня будешь ты.