Достоевский в ХХ веке. Неизвестные документы и материалы - стр. 31
– Нет, гражданка, Гумилева не продаем…
Я совершенно поражен таким способом спрашивать нужную книгу и еще больше поражен эрудицией продавщицы…146
Примером того, как вынуждены были жить отверженные литераторы, была избрана Анна Ахматова, ее имя часто приводилось в прессе, особенно в связи с последними произведениями; например, в газете «Голос народа» (Локотского самоуправления) статья «Как напечатали Анну Ахматову» сообщала, что «под угрозой гибели сына в когтях НКВД Ахматова снова пишет – пишет надутые, фальшивые агитки… Чего не сделаешь для спасения своих детей! Скверно, но понятно»147. Приведем более подробно эту же мысль:
Что бы ни думали советские писатели о власти Сталина, свои сокровенные мысли они держат при себе, для домашнего употребления. В своих книгах и статьях они выступают в застегнутых на все пуговицы вицмундирах казенной идеологии. <…>
А. Ахматова нарушила целомудренное молчание «внутренней эмигрантки», разразившись ура-патриотическими стихами после начала войны СССР с Германией. Возможно, что за два с лишним десятка лет поэтесса, говоря советским языком, «перестроилась» и пошла «по линии» союза с большевиками? <…> Проще и вернее другое объяснение неуместного патриотического зуда, охватившего Ахматову. Дело в том, что во время ежовщины был арестован ее сын. Это дало большевикам удобную возможность непосредственно управлять чувствами и вдохновением поэтессы148.
Констатации не были единственной формой пропаганды: оккупационные администрации активно поощряли знакомство граждан с той литературой, которая в СССР была под запретом, – как по радио, так и всеми иными доступными способами. Можно без преувеличения сказать, что в годы войны центром культурной пропаганды становится Одесса. Начиная с 1 февраля 1943 года на радио долгое время выходила передача артистки О. Селиновой, посвященная русской литературе, представлявшая собой чтения стихов «прославленных русских поэтов», в том числе Ф. Сологуба, А. Ахматовой, Н. Гумилева, С. Есенина, К. Бальмонта, З. Гиппиус149.
Открытый в Одессе решением дирекции культуры при губернаторстве в мае 1943 года Антикоммунистический институт исследований и пропаганды (в октябре переименован в Институт социальных наук) проводил многочисленные лекции; одним из постоянных лекторов в нем был А. Д. Балясный150, профессор университета, завкафедрой украинской литературы, а также Г. П. Сербский, занимавший с конца 1942 года место профессора и завкафедрой русской литературы университета151. А. Д. Балясный выступал со статьями по вопросам литературы152, а также с жизнеописаниями жертв большевизма в романтическом ключе, в том числе о Н. С. Гумилеве, погибшем как воин и поэт в бою с «иудо-большевистскими поработителями родины»153; Г. П. Сербский участвовал в издании книг С. А. Есенина и Н. С. Гумилева.
Все подобные лекции по русской литературе должны были проходить этап согласования с оккупационными властями154, причем не все в результате разрешались; скажем, запланированное выступление поэта и литературного критика О. А. Номикоса «Сказительница Марфа Крюкова», не носившее антисоветского характера, не было разрешено155.
Что касается именно наследия Ф. М. Достоевского, то ему уделялось особое, даже исключительное внимание. Еще до того, как 22 июня 1941 года Германия напала на СССР, нацистские организации во всем мире вели дискуссии о писателе. Активным пропагандистом идей писателя стал Российский фашистский союз в Харбине: еженедельно проводимые обществом в Центральном русском клубе вечера с красноречивым названием «Встречи фашистов и их друзей» включали и доклады о писателе Иакинфа Васильевича Лавошникова, известного монархиста и культурного деятеля русского Харбина