Достоевский в ХХ веке. Неизвестные документы и материалы - стр. 20
Но помимо того, что Достоевский сам переживает все происшествия со своими героями, сам мучается их мучениями, он еще и смакует эти переживания. Он подмечает постоянно всякие мелочи, чтобы до галлюцинации конкретизировать свою воображаемую жизнь. Они ему нужны, эти мелочи, чтобы смаковать их, как подлинную внутреннюю действительность103.
А. В. Луначарский проговаривается о том, что он читал в рукописи М. В. Волоцкого, но опять же излагает это от первого лица, рассуждая в духе Ломброзо:
Вопрос о физиологических корнях болезни Достоевского и о самом начале ее до сих пор является спорным. Скажем мимоходом, что марксистской литературной критике придется еще весьма переведаться с современной психиатрией, которая на каждом шагу истолковывает так называемые болезненные явления в литературе как результат недугов наследственных или, во всяком случае, возникших без всякой связи с тем, что можно называть социальной биографией данного лица. Дело, конечно, совсем не в том, чтобы марксисты должны были отвергать самую болезнь или влияние психической болезни на произведения того или иного писателя, бывшего вместе с тем пациентом психиатра. Однако все эти результаты чисто биологических факторов оказываются вместе с тем необыкновенно логически вытекающими и из социологических предпосылок <…>
Так социальные причины толкали Достоевского к «священной болезни» и, найдя в предпосылках физиологического порядка подходящую почву (несомненно связанную с его талантливостью), породили одновременно и его миросозерцание, писательскую манеру и его болезнь.
Я вовсе не хочу сказать этим, что при других условиях Достоевский ни в коем случае не был бы болен эпилепсией. Я говорю о том разительном совпадении, которое заставляет мыслить Достоевского уже по самому строению своему подготовленным для той роли, которую он сам сыграл104.
Нашедшийся издатель, М. В. Сабашников, который стал редактором этой книги, тоже испытывал трудности, связанные с наступлением большевиков на частное книгоиздание. Все серьезней были и придирки цензуры к тексту: после сдачи в набор 8 мая 1933 года верстка была подписана в печать только 8 декабря, отпечатана же книга была на исходе года, однако опять задержана. Только в середине августа 1934 года сигнальные экземпляры были выданы из типографии105, и затем книга поступила в продажу, завершив собой мемуарную серию издательства Сабашниковых «Записи прошлого».
Не говоря о ценности этой книги для изучения истории рода Достоевских в генеалогическом отношении, мы вынуждены акцентировать внимание на том, какое влияние этот труд оказал на восприятие Достоевского и его произведений.
Безусловно, значительную роль сыграла глава «Опыт характерологического анализа рода», в которой на основании массы свидетельств и рассуждений делается вывод:
Характер самого Достоевского, а вместе с тем и характерные черты целого ряда его героев, носят ярко выраженные шизоидные черты. То же самое можно сказать и о многих представителях рода Достоевских106.
Без особого стеснения автор этой историко-биографической работы проникает в область сексуальности, описывая садомазохистские черты в героях Достоевского и поясняя:
Глубоко мазохическими реакциями переполнены все произведения Достоевского. Поэтому неправильно рассматривать этого писателя только как «русского маркиза де-Сада» (определение Тургенева). Достоевский, сам биполярный в рассматриваемом отношении, является и в своем творчестве не только садистом, но и мазохистом, и даже больше последним, чем первым