Дорога в любовь - стр. 9

– Знаешь, ты иди… Я устала.

Облегчено вздохнув, я встала, заставила себя ее поцеловать.

Я больше в больницу не пришла.

ПРОСТИ МЕНЯ. Ленка…

***

Последний курс, пора ГОСов. Это время неслось, как скорый поезд. Изнемогая от тяжести своего огромного живота, помирая от недосыпа, я приползала на лекции и зачеты, задыхалась и потела. Жизнь моя сузилась до одного маленького желания- лечь и уснуть.

Ленка приезжала тоже. Она стала такой…

Худая, почти эфемерная женщина со странным взглядом, в котором таилась полуулыбка и знание. Знание тайное, непостигаемое. Глаза то ли наказуемой блудницы, то ли святой, зеленые и прозрачные светились нездешне. У Ленки не было ресниц, и ее глаза от этого казались еще более нездешними. У нее не было и бровей и тонкая нарисованная ниточка была удивленной и немного страдающей. У нее не было и волос, но парик из длинных, ниспадающих волнистых прядей, рыжих, почти таких же, как раньше делал ее красивой.

Она, конечно, ничего не сдавала, но приезжала поболтать, у нее была ремиссия, и чувствовала она себя неплохо.

– Ир. Я вижу, тебе не по себе. Давай, не межуйся. Я все понимаю, ты что, думаешь Америку открыла, что приезжать не хотела? Матери пугаются, мужья не выдерживают, а то ты. Да и нормально все у меня, я привыкла, у нас знаешь там жизнь своя, танцы даже бывают. У меня любовник знаешь – охренеть-не встать!

Ленкин взгляд блеснул и заискрился прежней чертовщинкой.

– Тебе и не снилось. Вот так вот. А то пряяяяячется она от меня. Пошли я покурю, поболтаем.

Она курила из тонкой пачки длинную сигарету, я никогда не видела таких.

– Ага… Во-во. У меня в палате ликер, знаешь какой. Надо было захватить, не подумала. Хотя с тобой пиииить....Он богатый, гад. Грузин. Только стоИт уж не всегда у него. Да и ладно… Пооодумаешь… мне и не надо уж так -то очень. Зато у него жопа волосатая, как я люблю…

Она запнулась, помолчала.

– Была… волосатая…

Маленький комочек, живший во мне превратился в орущую днем и ночью дочку – Мисюську и, в таком виде, занял все мои мысли и время. Я прибегала сдавать очередной зачет, задыхаясь от волнения, все время думая о дочурке, оставленной на бабку и помирая от недосыпания. Замотанная и издерганная, офигевшая от навалившегося, я еле тянула свой воз, и две недели после роддома, которые я провела почти без сознания, промелькнули как один день.

Я забыла о тебе, Ленка!

Моя светлая лисичка, целый месяц, а может и полтора, я ни разу не вспомнила о тебе, у меня нигде не защемило, я занималась только семьей и экзаменами. Даже с однокурсниками своими я совсем не общалась, график моей жизни не вписывался в их разухабистое веселье послеэкзаменационных пьянок и веселого греха.

И только, примчавшись домой после последнего экзамена и хряпнув шампанца с мужем за удачное завершение выпускной авантюры, я вдруг вспомнила.

– Слушай! Мне же надо Ленуське позвонить! Она там уж наверное выписалась, последний раз почти здоровая была, выглядела классно.

Муж отвел глаза.

– Ир…

Звенящая тишина повисла, налилась и стала невыносимой.

– Ир. Мы не говорили тебе… ты в роддоме была…

Я молча смотрела на мужа и мне казалось, что его лицо странно уменьшилось и стало размером с теннисный мяч. В ушах что- то лопнуло, и звон ворвался, почти разорвав перепонки.

– Что…

Я прошипела, вернее просипела, но вопрос был уже запоздалым, ненужным, пустым.