Дорога в любовь - стр. 8
Ленка лежала в палате на двоих. На огромной белой подушке, маленькое личико казалось желтоватым, а рыжие волосы – почти красными. Горящими…
Она смотрела на меня молча. Долго. Глаза были сухими и такими зелеными и блестящими, что казались неестественными. Кукольными. Я не могла найти слов и мы смотрели друг на друга минут пять, без единственного слова.
– Ир. Она с трудом разлепила сухие губы.
– Ты знаешь, что я умру?
Все слова, которые я быстро и жалко лепетала, о том что сейчас хорошие доктора, что она молодая, что мне сказали о ремиссии по восемь лет, такой, что можно даже родить, были пустым шелестом на фоне её молчания. Она смотрела на меня своими странными глазами и я видела, как она впитывала каждое моё слово.
–Ир. Пообещай мне, что я не умру…
Я слишком поздно заметила, что в углу у окна сидит маленькая сгорбленная старушка… Крошечная, зеленоглазая. Она тоже молча и какими то сухими глазами смотрела мимо меня. Если бы не знала, то никогда бы не поверила, что это она, Ленкина мама.
Я шла ко коридору, не замечая никого. Серые стены, серый линолеум, серый кафель. Холодно. ..
Одна только фраза крутилась в моей воспаленно – отупевшей голове – "За что"?
Легкий звенящий смех разрушил сонную вязкость полутемного коридора, и такой знакомый голосок откуда-то возник, пропел чуть с хрипотцой
– Ты что – не узнаешь меня, что ли?
Я озиралась, всматривалась в редкие фигуры, бессильно вжавшиеся в кресла расставленные у дверей палат. Ленки не было, вообще не видно было не одной девчонки, и только неуклюжая полная женщина медленно ковыляла, держась за стену.
" Крыша едет, неудивительно в моем положении, да еще в таком месте", – раздраженно подумала я. Тот малюсенький комочек, который уже поселился внутри, изменил мои мозги до неузнаваемости, внушал что-то такое, трусливое, чего я подспудно стыдилась. Мне уже не хотелось ехать сюда. Страшный гнет этой жуткой больницы пробуждал спящий доныне инстинкт самосохранения, и я каждый раз с трудом заставляла себя приехать.
– Да я это! Ты уж совсем!
Я всмотрелась в женщину. Зеленые глаза, такие знакомые, на одутловатом, раздутом и синюшном лице, смеялись
– Леееен?
– Да ладно. Не боись – это гормоны мне колят. Ща курс закончат – все само сольется, там вода одна. Пошли сядем, стоять не могу долго, суставы к весу не привыкли.
Мы сели. От Ленки так пахло… Странный, болезненный, мясной какой-то запах лез мне в ноздри, и мой маленький внутри меня сопротивлялся этому запаху, бился и выворачивал мое тело почти наизнанку. Я сдерживалась. Запах духов смешивался с вонью болезни, и мне казалось, что мы с Ленкой теперь с разных планет. Там на той, где теперь живет она, вернее – эта – грузная, одутловатая женщина, там – боль и страх и безысходность. Здесь, на моей – новый дом, аромат предновогодних пирогов и мандаринов, легкий снег, иголки в прихожей от огромной елки, с трудом впихнутой в дверь… И комочек, биение которого, каждый вечер пытается услышать, прижавшись к животу, стройный, смуглый мужчина. Мой муж…
Мы просидели минут сорок. Ленка подробно рассказывала о схеме лечения, о своих ощущениях, ремиссиях своих новых друзей, смерти и выживании. Я задыхалась и сдерживала тошноту. Я не понимала своим идиотским молодым мозгом – она рассказывает мне о своей надежде. И вдруг Ленка запнулась, тоскливо посмотрела на меня и потом, на часы…