Дорога в любовь - стр. 7
Я выпучила глаза, такое в нашей жизни наблюдалось впервые.
– Я что-то есть не хочу… тошнит.
– И арбуз???
– Ага....Ленка чуть смущенно пожала плечами, – напекло мне, наверно…
– Залетела! Допрыгалась, овца.
– Не каркай! Дура!
***
Я открыла глаза и очумело вперилась в темноту. Кто-то тряс меня за плечо через полог. Подслеповато щурясь нашарила фонарик и посветила. Катька!
– Чо надо.
Я напружинилась, готовясь к очередному отпору, но Катька выглядела мирно, и даже показалась обеспокоенной.
–Ир. Там что-то у Ленки не так. Она стонет. Я боюсь подходить, пошли вместе.
Меня смело с кровати в долю секунды, и я рванула Ленкин полог. В свете фонарика она казалась очень бледной, капельки пота усеяли лицо. Грудь и плечи тоже были влажными.
–Лен. Что?
Я почему-то жутко испугалась и попыталась приподнять ее. Она застонала.
– Подожди, не трогай. Что-то у меня все так болит, сил нет. Прямо до жути.
– Что болит, ну говори, блин. Где болит -то? Живот?
Жуткие картинки из учебника для медсестер всплыли перед глазами. Внематочная? Кровотечение? И здесь один этот чертов двоечник, выкормыш Астраханского медицинского?
– Не. Вроде не живот.
Она снова застонала, выгнулась аж от боли и еще сильнее побелела
– Спина вроде. Или бока? Не пойму.. где -то, где ребра. Может сердце?
Она уже почти кричала, слезы градом текли по иссиня-белым щекам. Катька рванула за врачом.
До утра врач просидел около Ленки, вкалывая ей обезболивающие и проверяя пульс и давление. К утру боль утихла и Ленку отвезли в медчасть.
Вернулась она к вечеру, повеселевшая, но слабая и осунувшаяся.
– Все нормак, не канючь,– щелкнула меня по носу – Бум жить. Врач сказал -радикулит!
Осенняя Москва грохнула фейерверком желтеющих листьев, запахом увядающих бархоток на ярких по-летнему еще клумбах. Учебный год завертелся, закрутился, у меня начался новый роман, и я стала невнимательной. Я не замечала, что в Ленкиных кошачьих глазах балованная искорка чуть притухла. Я не замечала, что она на лекциях как-то слишком задумчиво смотрит в окно и долго кусает шариковую ручку на практических занятиях, думает о чем-то своем. Мы почти не говорили, я срывалась сразу с последней пары и неслась, выпучив глаза, влекомая нежным вечерним сентябрьским воздухом и гормонами.
Она не трогала меня. Только иногда я чувствовала ее взгляд, но было ясно, что она не обижается. Просто живет отдельно. Сама. Без меня.
К концу сентября, я немного очухалась, посмотрела вокруг и увидела, что моя блестящая рыжеволосая красотка стала похожа на маленького грустного котенка.
– Лен. Что-то случилось у тебя? Ты как-то изменилась вроде?
– Да я что-то чувствую себя странно. Горло вот болит и бок. Мама ругается, хочет меня в больницу уложить. Врачу из поликлинники не верит, чот. Я не пойду в больницу. Все будет по капустке. Только вот настроение еще неважное, как назло. Не хочу ничего. Да ладно, не обрашай внимания.
Я не обращала. Я кружилась в водовороте своей любви, счастливая и совершенно осатаневшая. Тараканы в моей голове и бабочки в животе сговорились и съели мозг.
Все рухнуло, когда я поняла, что Ленки нет уже неделю в институте. И я, наконец остановилась, вернее споткнулась, как лошадь, налетевшая на препятствие.
Огромный центр на Каширской внушал ужас. Громадные светлые коридоры казались наполненными болью и страхом. Я, с колотящимся сердцем шла, стараясь не стучать каблуками и казаться невидимой. Я старалась не замечать вывески с равнодушным словом " онколог". И когда мне навстречу попадались малыши с огромными страдающими глазами, в которых отражалось полмира – я отводила глаза. Я понимала, что миру наплевать на то, что маленький светлоглазый эльф – без ног…