Дорога в любовь - стр. 3
– Слушай, твой Серега глаз на меня положил.
Небо рухнуло и раздавило меня, как лягушку, попавшую под каблук.
– Ты это серьезно?
Я выдавила слова трудно и хрипло. В голове зашумело, и я почувствовала, что побледнела , кровь отхлынула от лица, и лицо стало холодным.
– Ну а чо? Ты думаешь он рыцарь печального образа? Такой же членонос, как и все. Хошь я его трахну особо извращенно?
Небо стало еще тяжелее, и я почувствовала, что мое сердце остановилось. Я отвернулась и молчала.
– Да ладно, что надулась, блин? Неужели поверила, что я такая сволота? Да и он тебя любит, сам мне сказал.
– Врешь. Врешь, он не мог этого сказать. Я резко повернулась и осторожно заглянула в хитрые глазищи.
– Чессло. Хочешь на мамкину икону поклянусь? Я тебе клянусь, он мне сказал – "Я очень ее люблю".
Небо вздрогнуло, развалилось и выстрелило в небо радужным салютом. Я из раздавленной жабы враз превратилась в царевну.
А Ленка вскочила и побежала к воде. Она неслась быстро и была похожа на чайку.
***
– Mамушечка, я тебя люблю маленькую.
Ленка,обняла маму, и стала казаться большой и значительной. Когда они стояли рядом было трудно понят, кто дочь, а кто мать. Крошечная, худенькая женщина с рыжеватой короткой стрижкой, без единой морщинки и такими же длинными египетскими глазами была очень похожа на стрекозку.
– Ты ж моя птичка.
Ленка чуть щелкнула маму по носу, как маленькую
– Опять пахала в клетках. Сколько можно говорить, продайте вы этих тварей жручих, ты с ними замучалась, скоро вообще на земле не удержишься, улетишь.
Огромный круглый стол в зале был накрыт к обеду и аж ломился. Соленые огурцы, помидоры, грибы, вареная картошка со сметаной и зеленью. А в центре здоровенное блюдо с дымящимся мясом, аромат от которого был непередаваемый. Мне налили стопарь какой-то жидкости и я, никогда в жизни не пьющая крепких напитков храбро шарахнула его разом. Задохнулась, слезы брызнули веером и Ленка запихала мне в рот маленький помидорчик, который брызнул у меня внутри остреньким чесночным соком.
– Теперь мяска попробуй, самое то.
Мясо таяло во рту и казалось необыкновенно нежным.
– А что это за мясо? Я такого никогда не ела.
– Это нутрия.
– Ктооо? Я чуть не подавилась.
– Да жри ты спокойно, это что, а не кто – засмеялась Ленка, – Мы едим, все живы.
Тихий вечер, пахла ночная фиалка, мы сидели вчетвером на веранде, и огромный Ленкин папа, похожий на медведя, тихонько рассказывал мне, как его две малютки жить не могут друг без друга, а он без них. И что вся его жизнь – это только они. А все жизнь его жены – это только Ленка. И что они цветы. И они его единственное счастье. Он немного больше выпил, чем надо. А мне было так хорошо. Как дома.
Поезд вот-вот тронется… Охрененное состояние свободы… Мы с Ленкой сидим обнявшись на одной полке, болтая ногами и треща как сороки. Полупьяные студиозы едут в Астрахань. На помидоры. Душный плацкарт аж кипит, вот вот взорвется от перенасыщенности эмоциями и гула. Маленькая Ленкина мама растерянно стоит на перроне, ищет ее глазами и беспощно машет рукой в поблескивающую пустоту вагонного окна.
Шкодливая Ленка поглубже запихивает в карман джинсов пачку Родопи, безуспешно натягивает кофточку-лапшу на бедра, стараясь, что бы карман не оттопыривался, и выскакивает на перрон. Быстро обнимает маму, у которой уже покраснели глаза и набряк нос и целует ее мокрое лицо быстро-быстро, мелко-мелко, как клюет. И отворачиваясь, чтобы мама не заметила, что у нее самой глаза повлажнели, бежит к поезду. Поезд трогается и она еле успевает запрыгнуть в тамбур.