Дорога в любовь - стр. 20
Муж желчно шевелил своей «гузкой», но женщина почти не слышала слов. Она ошалело смотрела в окно, следила, как дворники елозят по стеклу, слизывая грязную воду…
Сковорода шкворчала, котлеты чуть подгорели с одной стороны, но Петрова этого не замечала, механически, как робот, ворочала их лопаткой и всё думала, В голове горело, в памяти всплывали картинки той, подсмотренной нечаянно жизни. Ласковая, согретая солнцем трава, запах малины из туеска, теплый ломоть хлеба, густо намазанный маслом и мёдом, вкус воды, зачерпнутой ладошкой из ведра, только что поднятого из темных глубин колодца – всё это было таким живым, абсолютно реальным. Петрова скрутила золотистую крышку запотевшей бутылки дорогого пива (муж на пиво денег не жалел), глотнула, закашлялась и, с отвращением сплюнув в раковину, сунула бутылку в холодильник.
– Жрать давай. Скока возиться ещё можно! В брюхе подвело уж из-за тебя, копуша. Не можешь быстро, заранее готовь. А то чухаешься, как корова.
Петрова взбеленилась. Одним прыжком скакнула в комнату, окинула взглядом развалившегося на кресле мужа, выставившего ноги в затертых (любименьких!) носках, протертых на пятках и заорала:
– Те надо жрать? Ты! И! Жри! И отвали уже от меня. Достал по самое маманебалуй. Пентюх вонючий.
Петров изумленно раззявил рот и посмотрел на жену. Впервые он услышал такое от вечно равнодушной, полусонной женщины. И, вроде, как в неверном кадре старого кино, там, в проеме двери, вдруг промелькнула худенькая девочка с рыжей косой. Такая знакомая… Он махнул рукой, отгоняя наваждение, а вслух сказал:
– Охренела? Дура.
Петрова с силой запустила в него лопаткой, которой ворочала котлеты, но промазала, и та, пронесясь в паре сантиметров от круглой мужниной головы, вмазалась в стенку, потом скользнула за кресло, оставив на светлых обоях жёлтые маслянистые подтёки.
–Так тебе, зараза! … Козёл старый! – мстительно подумала Петрова, вспомнив, как тщательно муж, которого вдруг неожиданно прорвало на ремонт в их тесной, душной квартирке, выбирал эти обои, дороже которых не было на всем рынке, а потом отслюнявливал тысячные, выпятив дрожащую губу.
Быстро натянув сапоги прямо на домашние брюки, напялив старую замызганную куртку, и намотав кое-как шарф прямо на голову, Петрова выскочила на улицу.
– Ёлку! Надо купить ёлку! Как же я так? Ведь послезавтра же новогодняя ночь. А ёлки нет. Деньги, блин!
Она покопалась в кармане куртки, понимая, что это безнадёжное мероприятие, и придётся пилить домой за кошельком, а там, муж, наверное, уже вышел из ступора и, скорее всего, опять начнется… Бррр… Но вдруг, под пальцами что-то хрустнуло, и Петрова, не веря своим глазам, покрутила новенькую купюру.
"Надо же…Когда это я сунула-то? Во, дела!"
Для неё, аккуратно подсчитывающей рублики от зарплаты до зарплаты, и любовно откладывающей каждую сэкономленную копеечку "на чёрный день" и вправду это было странно. Однако думать на эту тему она не стала, и, стараясь обходить лужи, добежала до рынка.
Ёлочный развал в этом году поражал своим великолепием. Ёлки, сосны – и огромные, почти кремлевские и маленькие, аккуратно сидящие в красивых горшках, украшенные ошеломительными ценниками, были на любой вкус. Ещё раз пошуршав бумажкой, Петрова подумала, что в этом году она может позволить себе, ну просто – любую! Даже ту – с упругими, толстыми, чуть синеватыми лапами, пышную – не проглядеть насквозь. Вот! Именно её! И только! Правда ёлка была не маленькой, да ещё и горшок довольно значительный. Так санки! У соседей есть старые санки! И она мигом же, в момент сбегает!