Догмат крови - стр. 27

– Sit tibi tea levis, – прошептал студент. – Да будет земля тебе пухом, несчастный мальчик!

Внезапно над толпой взлетели белые листки. Из-за людских спин выскочил парубок в косоворотке, разбрасывавший поверх голов прокламации. Его лицо показалось Голубеву знакомым, он вспомнил, что видел его на собраниях Союза русского народа. Когда парубка схватил за рукав плотный дядька, в голове Голубева сразу промелькнуло: «Наших бьют»! Он спрыгнул с дерева и отработанным хуком левой свалил дядьку на землю. Затем свистнул парубку, и они побежали, петляя между могил. У кладбищенской ограды оба остановились.

– Бежим! – крикнул Владимир.

– Не можу, – еле перевел дух парубок, – треба трохи отдохнуть.

– Ты что разбрасывал? – спросил студент.

– От це, – парубок протянул листовку.

Голубев едва успел спрятать листок, как прямо на него выскочили жандармский унтер и двое в штатском платье. Студент увернулся от их рук, но его товарищ оказался менее ловким. Увидев, что парня схватили, студент остановился.

– От так-то, паныч, буде добре, – пробасил унтер-офицер, не делая, впрочем, попыток задержать студента. – Сюды, ваше высокобродие, – крикнул он толстому подполковнику в серой с голубым отливом шинели. Жандармского подполковника сопровождала женщина в потертом капоте и едва оправившийся от нокаута дядька.

– Сударыня, благоволите указать на злоумышленника, – обратился подполковник к своей спутнице.

Женщина, близоруко щурясь, ткнула пальцем в парубка, которому унтер-офицер заломил руки, и произнесла с характерным выговором:

– Гроз зол аф дир ваксн! Он разбрасывал листки, чтоб ему в преисподней угли разбрасывать. Заарестуйте его, пане генерал.

– Я не генерал, – поправил ее толстяк, утирая платком мокрое от пота лицо. – Благоволите объявить свое имя и звание для занесения в протокол.

– Юлия Григус. Слушательница акушерских курсов. Собираюсь, не сглазить бы, выучится на дипломированную повивальную бабку

– Правожительство имеете? Вам должно быть известно, что акушерские курсы не относятся к категории высших учебных заведений и их посещение не дает права проживать за чертой еврейской оседлости.

– Я посещаю курсы вечером, а днем служу пишущей барышней в конторе Бродского, дай Бог ему доброго здоровья.

– То есть фиктивно зачислены в штат? Самсон Харлампиевич, – обратился подполковник к плотному дядьке, потиравшему ухо. – Слышали об этой уловке? Поскольку служащим купцов первой гильдии дозволено проживать за чертой оседлости, богатые евреи оформляют кучу соплеменников под видом своих конторщиков, приказчиков, слуг. Когда в Москве учинили проверку, выяснилось, что у Лазаря Полякова только поварами числилось пять тысяч человек.

Дядька прогудел в ответ:

– Чому дывится? У Бродских, мабуть, до десяти тысяч наберется.

– Где прописаны? – осведомился подполковник у слушательницы курсов.

– На Собачьей тропе. У меня бумаги в полном порядке.

– Как же в порядке, если улица Собачья тропа проходит по Дворцовому участку, где евреям, хотя бы и имеющим правожительство, запрещается снимать квартиры!

– Пане офицер, ваши слова очень справедливы, ой, як справедливы! – закивала головой женщина. – Но к Дворцовому участку таки относятся дома по четной стороне, а по нечетной стороне Собачьей тропы проходит граница Печерского участка, где евреям, не сглазить бы, разрешено прописываться. Я, если угодно знать пану начальнику, прописана в нечетном доме.