Дива - стр. 5
Что мой родной брат, что многочисленные Фелтоны, что Самый большой наш брат Дин Лестер – они безусловно следили за внешним видом, но сугубо в тех рамках, которые позволяли соответствовать их высокому положению и – в минимальных пределах – существующей моде. Да они, черт подери, выглядели мужественно!
А Маруа… Он был едва не среднего пола в этом своем бархатном пиджаке, блузе с кружевом и прочих весьма метросексуальных аксессуарах! Он был накрашен! Не только глаза подведены, но и тон оказался наложен. Вот он-то и не давал определить возраст галатийца, скрывая следы, которые время оставляет на каждом человеке.
– Дыши, – шепнул украдкой Арджун.
И, конечно, я улыбалась, щебетала как жизнерадостная канарейка и вела светскую беседу с привычной уже легкостью, каждый раз подавляя стремление поморщиться, когда реплику подавал месье Маруа. Говорил он под стать внешнему виду – мягко, чуть томно, пряча взгляд за ресницами как кокетливая барышня.
Всю жизнь терпеть не могла, когда мужчины вели себя как… вот так себя вели. Но следовало казаться предельно милой, любезной и легкой как перышко.
Большой брат только пожимал плечами и на его губах играла усмешка полного и тотального превосходства как минимум над одним волооким месье Маруа, который украдкой разглядывал нашу пару под прикрытием неприлично длинных ресниц. Мы привлекли его внимание – тут сомнений быть не могло, вот только кто именно заинтересовал больше? Исходя из такой внешности в опасности находились мы оба.
– Какой… интересный тип, – пробормотала я, выдохнув, когда мы смогли отойти от посла. Маруа, разумеется, остался при начальнике, но его взгляд на себе мне приходилось ощущать довольно часто.
– И не говори, – фыркнул Арджун, снимая с подноса проносящегося мимо официанта пару бокалов с шампанским для себя и для меня. – Присмотрись как следует, Бель, – едва слышно произнес друг, – это «счастье» может само выглядеть и одеваться как угодно, но взглядом он раздевает сугубо женщин. Твоя проблема, милая, только твоя. Развлекайся, Аннабель Стоцци, таких приключений в твоей жизни еще не было.
И очень хотелось надеяться, что и не будет. Как вообще такое чудо допустили на дипломатическое поприще со строгим этикетом, правилам которого требовалось следовать неукоснительно?! И что самое возмутительное, я, которую в Вессексе признавали одной из первых красавиц страны и даже внесли бы официальный список, имейся таковой в наличии… я меркла на фоне надушенного павлина как белая лилия теряется рядом с георгином! Вульгарный цветок с вульгарным значением!
– Кажется, у меня разболелась голова, – сообщила я другу. – Отойду на балкон, подышать. Не терять и не паниковать.
Арджун кивнул, стало быть, услышал.
Когда я вышла на балкон, увитый плющом, сзади раздался звук легких шагов. Я понадеялась, что просто-то кто-то из официантов решил позаботиться о гостье или, на худой конец, Солнышко пожелал составить мне компанию. Но не с моим везением.
– Вы устали от шума, мадемуазель Стоцци?
Услышав раз слащавые жеманные интонации Филиппа Маруа, уже ни с чем их не перепутаешь до самой смерти.
Я натянула на лицо самый дружелюбный из возможных оскалов и медленно повернулась к мужчине.
Так, он пришел с двумя бокалами шампанского. Как предусмотрительно со стороны месье Маруа, его присутствие я точно лучше буду переносить, немного выпив. Или много. Как там говорят в одной далекой северной стране? Не бывает некрасивых женщин, бывает мало водки? Интересно, а сработает этот принцип относительно неприятных мужчин? Потому что, если вдуматься, холеный, напомаженный, ухоженный сверх всякой разумной меры Филипп Маруа не был некрасив, скорее наоборот. Но при одном только взгляде на такое великолепие хотелось найти у себя на родине самого небритого и грубого мужика и сделать ему предложение руки и сердца. Сходу.