Дилемма Золушки - стр. 14
– Жалко, конечно, уважаемого Бориса Барабасова, зато он погиб именно так, как мечтают все артисты: на сцене, – начала я издали, использовав подсказку мужа. – И жизнь прожил долгую, интересную, а финал ее оказался таким трагическим – так ведь никто не знает, что нам готовит судьба…
– Ах, если бы судьба! – вздохнула тетя Ида и хлопнула очередную рюмашку успокоительного.
Об эффективности хваленого средства я бы поспорила. Старушки вылакали на двоих уже граммов триста этого пойла, а все еще были на нервах.
– Что ты этим хочешь сказать, Идочка? – Марфинька подперла щечку кулачком и печально воззрилась на подружку.
– Никакая это не судьба. – Тетушка наконец выпустила из рук бутылку и закрыла ладонями лицо, из-за чего ее последующие слова прозвучали невнятно: – Му-му-му, му-му, му-му-му-му!
– Ида, дикция! – Марфинька пристукнула ладонью по столу.
– Говорю: это я во всем виновата! – открыв лицо, отчетливо проартикулировала тетушка.
– В чем – во всем? – уточнила я, присаживаясь за стол.
На соседний стул тяжело опустилась Ирка.
– В гибели Барабасова, в чем же еще. – Тетя Ида шумно вздохнула. – Это же я, дура старая, закричала, когда не надо было, как полоумная: «Борис, вперед!» А он послушался, не остановился – и сверзился в яму!
– Ах вот оно что, – с некоторым облегчением пробормотала я: стало понятно, почему тетушка так расстроена. – Но ты зря себя винишь, дорогая. У Барабасова имелся наушник, а в нем – режиссер, и это он должен был его вовремя остановить. Уверена, что твоего голоса Борис даже не услышал.
– Думаешь? – Тетушка посмотрела на меня с надеждой.
– Будь уверена. – Марфинька похлопала ее по запястью. – Это не ты виновата, а я. Из-за меня Барбариска погиб. Ах, вечно я приношу мужчинам несчастье…
– Вот тут поподробнее, – устало попросила Ирка, хотя это было совершенно излишне, потому как Марфинька – видно же – как раз собралась отыграть очередную драматическую сцену.
– Помните, в перерыве я навестила Борю в его гримерке, там было что-то вроде закрытого фуршета для наших, театральных. – Старая актриса серией выразительных гримасок изобразила участников фуршета, позволив догадаться, что ни к кому из них она не питает особой симпатии. – На удивление приличный стол: корзиночки с икрой, канапе с бужениной, сырная тарелка, фрукты и премиленькие пирожные, малюсенькие – на один укус. – Марфинька порозовела, оживилась, но вовремя спохватилась и состроила грустную мину. – И это я уговорила Барбариску выпить шампанского…
Она замолчала, сокрушенно покачивая головой.
– И что? – поторопила я, поскольку мхатовская пауза затянулась.
– Как – что? Он давно уже не употреблял! Но мне, конечно же, поддался, махнул аж два фужера – и вот результат! Пошел, шатаясь, не вполне себя контролируя, и не сумел вовремя остановиться…
– Вы думаете, это ваша вина? Да нет же, послушайте, что я расскажу. – Ирка решительно потянулась к псевдоуспокаивающей настойке, поискала взглядом чистую рюмку, не нашла, понюхала бутылку, скривилась, подскочила, сбегала в прихожую, где оставила свою сумку-самобранку, и вернулась уже с открытой и початой четвертушкой коньяка. Любезно предложила мне: – Хлебнешь?
Я молча помотала головой.
– Ну, за душевное здоровье. – Ирка снова приложилась к пузырьку, села за стол, длинно выдохнула и решительно продолжила: – Боюсь, что в случившемся виноваты мои башибузуки. Манюне было скучно, и он развлекался с лазерной указкой, светил как раз на Барабасова. Мог ослепить его, вот дед и ухнул в яму.