Дэзи Миллер - стр. 5
– А может быть, она отдаст его в школу. Рэндольфу надо учиться. Ведь ему только девять лет. Он пойдет потом в колледж. – И, продолжая в том же духе, мисс Миллер рассказывала о семейных делах и о многом другом. Она сидела, сложив на коленях свои поразительно красивые руки, унизанные кольцами с драгоценными камнями, и ее ясные глаза то смотрели прямо в глаза Уинтерборна, то обегали сад, то останавливались на гуляющей публике или на прекрасном виде, который открывался вдали. Она говорила с Уинтерборном так, как будто знала его уже много лет. Он был очень рад этому. Ему давно не приходилось встречать таких разговорчивых девушек. Эту молоденькую незнакомку, которая подошла к нему и села рядом на скамью, можно было бы назвать болтушкой. Она держалась очень спокойно, она сидела в очаровательной по своей непринужденности позе, но ее глаза и губы находились в непрестанном движении. Голос у нее был мягкий, приятный, тон общительный. Она представила Уинтерборну полный отчет о своем путешествии по Европе в обществе матери и брата, об их дальнейших планах и особенно подробно перечислила все отели, в которых они останавливались. – Эта англичанка, мисс Фезерстоун, наша попутчица, говорила она, вообразила, будто в Америке все живут в отелях. А я сказала ей, что в стольких отелях мне за всю свою жизнь не приходилось бывать. Я нигде не видела такого множества отелей, как в Европе, – одни отели, больше ничего! – Но в этих словах не слышалось раздражения: мисс Миллер, видимо, ко всему относилась с легким сердцем. Она добавила, что жить в отелях очень приятно, надо только привыкнуть к их порядкам, и что вообще в Европе чудесно. Она нисколько в ней не разочаровалась. Может быть, потому, что слышала много рассказов о Европе и до поездки. Ведь столько друзей бывало здесь, и не раз. Кроме того, у нее всегда было очень много парижских туалетов и других вещей. «А ведь стоит только надеть парижское платье, и чувствуешь, как будто ты в Европе».
– Вроде волшебной шапочки? – сказал Уинтерборн.
– Да, ответила мисс Миллер, не вдумываясь в это сравнение. – Мне всегда хотелось приехать сюда. Конечно, не для того, чтобы накупить себе платьев. По-моему, все самое красивое и так отсылается в Америку; то, что видишь здесь, на редкость безобразно. Единственно, чем я недовольна в Европе, продолжала она, – это обществом. Общества здесь совершенно нет, а если и есть, я не знаю, куда его запрятали. Может, вы знаете? Должно же оно где-то быть, но где? Я очень люблю бывать в обществе, дома мне никогда не приходилось скучать. Не только в Скенектади, но и в Нью-Йорке. Зиму я обычно провожу в Нью-Йорке. Там мы очень часто выезжаем. Прошлой зимой в мою честь было дано семнадцать обедов, и три из них давали мужчины, – сказала Дэзи Миллер. – В Нью-Йорке у меня даже больше знакомых, чем в Скенектади… Знакомых мужчин больше, да и подруг тоже, – добавила она после паузы. Потом помолчала минуту; на Уинтерборна смотрели очаровательные живые глаза его собеседницы, ее губы улыбались ему легкой, несколько однообразной улыбкой. – Я очень часто бывала мужском обществе, – сказала мисс Миллер.
Бедного Уинтерборна это и развеселило, и озадачило, а больше всего очаровало. Ему еще не приходилось слышать, чтобы молодые девушки говорили о себе подобные вещи; а если и приходилось, то такие речи служили только явным доказательством фривольности тех особ, которые произносили их. Но вправе ли он обвинять мисс Миллер в inconduite