Дэзи Миллер - стр. 8
Однако Уинтерборн взял на себя слишком много, пообещав представить мисс Дэзи Миллер своей тетушке миссис Костелло. Лишь только эта леди оправилась после мигрени, он зашел к ней, с должной заботливостью осведомился о ее здоровье, а потом спросил, не заметила ли она здесь, в отеле, одно американское семейство – мать, дочь и маленького мальчика.
– И курьера? – сказала миссис Костелло. – Как же, конечно, заметила и старалась держаться от них подальше, потому что они оскорбляют мой слух и зрение.
Миссис Костелло, богатая вдова и особа весьма почтенная, не раз высказывала мысль, что, если б не ее подверженность мигреням, она, возможно, сыграла бы более видную роль в современной ей эпохе. У миссис Костелло было длинное бледное лицо, нос с горбинкой и пышные, совершенно седые волосы, которые она укладывала вокруг головы валиком и крупными буклями. Двое ее женатых сыновей жили в Нью-Йорке, третий сын был в Европе. В данное время этот молодой человек развлекался в Гамбурге, и хотя он часто переезжал с места на место, его редко можно было увидеть в том же городе, на котором останавливала свой выбор его родительница. Следовательно, племянник, приехавший в Веве только для того, чтобы повидаться с тетушкой, проявил к ней, как она говорила, гораздо больше внимания, чем ее родные дети. Живя в Женеве, Уинтерборн проникся твердой уверенностью, что тетушек надо уважать. Миссис Костелло, не видавшаяся с племянником уже много лет, осталась очень довольна им и, выказывая ему свое расположение, посвятила его в тайные причины того могущественного влияния, которое, как следовало понимать, исходило из ее апартаментов в Нью-Йорке. Она призналась Уинтерборну, что круг знакомых подобран с большой осмотрительностью, и подчеркнула, что, зная Нью-Йорк несколько лучше, он вряд ли счел бы такую предосторожность излишней. И картина строжайшей иерархии, на которой зиждилось светское общество этого города, – картина, всесторонне освещенная миссис Костелло, показалась Уинтерборну чуть ли не удручающей.
Он сразу же понял по тону тетушки, что место, занимаемое мисс Миллер, находится на самом низу общественной лестницы.
– Увы! Я вижу, вы их не одобряете, – сказал Уинтерборн.
– Это семейство на редкость вульгарно, – заявила миссис Костелло. – Они принадлежат к той категории американцев, с которыми даже… даже знаться не следует.
– Даже знаться не следует? – повторил молодой человек.
– Дорогой мой Фредерик! Мне приходится так поступать. Что поделаешь? Я повинуюсь чувству долга.
– А эта девушка такая хорошенькая, – сказал Уинтерборн после минутной паузы.
– Да, очень хорошенькая. Но она на редкость вульгарна.
– Я вас понимаю, – сказал Уинтерборн, снова помолчав.
– Ей нельзя отказать в обаянии, как и всем подобным девицам, – продолжала его тетушка. – Откуда у них это берется, не понимаю. Одевается она великолепно – впрочем, тебе этого не оценить. Откуда у них такой вкус, я тоже не понимаю!
– Но, тетушка, ведь в конце концов это не дикарка племени команчей!
– Это молодая девушка, – сказала миссис Костелло, – которая держится на короткой ноге с курьером своей мамаши!
– На короткой ноге с курьером? – воскликнул молодой человек.
– Мамаша ничуть не лучше дочки! Они относятся к своему курьеру как к близкому другу, как к джентльмену. Я нисколько не удивлюсь, если мне скажут, что он обедает с ними за одним столом. Вероятно, им не приходилось видеть человека с лучшими манерами, более изысканно одетого и столь похожего на джентльмена. Эта молодая девушка, видимо, такими рисует себе титулованных аристократов. По вечерам он сидит с ними в саду. И, кажется, даже курит в их присутствии.