День начинается - стр. 50
Юлия говорила о Ленинграде. О том, как она жила на Васильевском острове, о своей юности, о своих мечтах.
– Вы когда-нибудь любили? – спросил Григорий так тихо и так неопределенно во времени поставил вопрос, что Юлия сперва не поняла его. Ей показалось, что он спросил: любит ли она его?
– Не надо говорить об этом, – попросила она.
– Почему?
«О чем он говорит? Ах, он совсем не то спросил!» – сообразила Юлия и чему-то улыбнулась.
Она вспомнила давнего соседского мальчишку и стала о нем рассказывать. Она любила Павлика, когда ей было всего одиннадцать лет! Тогда все было наивно, просто и так ясно…
– Вот такая была моя любовь с Павликом, – закончила свой рассказ Юлия. – Я никогда не забуду ее, потому что именно тогда во мне проснулся интерес к живописи! Что я только не рисовала! Все, что видела! Он тоже любил рисовать. Да кто не знает, как приятно высказать в рисунке ощущение тех образов, которые так ярко сложились внутри тебя?! Ведь самое обыкновенное лицо, когда вы его познаете и уже создаете своей рукой, похоже на сказку! Тут-то и начинается неисчерпаемый источник наслаждения. Но… так было только в детстве, – грустно проговорила Юлия, невольно вспомнив все те творческие муки, которые теперь преследовали ее днем и ночью.
– И где он, ваш Павлик? – спросил Григорий.
– А-а, Павлик… не знаю… я его потом встречала… и… одним словом, мы друг друга не узнали.
– А кем был… нет, я не то хочу сказать, – замялся Григорий. – Кто был для вас этот моряк лейтенант? Он так выразителен на полотне, что… мне кажется… я думаю… – Григорий замолчал, не подобрав подходящих слов.
– Кем? Никем и многим. Не будем говорить о лейтенанте. А вам полотно нравится?
– Да. Очень. То же самое говорит и Михайлов.
– А вот Катерине Нелидовой не нравится.
– Разве она видела? – удивился Григорий.
Юлия рассказала о встрече с Катериной у Михайлова.
Морозный ветер треплет ее волосы и, обжигающий, бодрящий, дует в лицо. Но зачем так некстати, в эту минуту, снова вспоминается ей взгляд неизвестного лейтенанта флота, который больно врезался ей в сердце в ту памятную ночь, такую же мутную, непогодную ночь?! И точно въявь она видит на своих руках его красивую русую голову и слышит его обрывающийся голос:
«Вот умру и унесу тебя с собой, золотцо, – говорил он. – Боишься? А унесу, унесу, золотцо!»
Юлии никогда не забыть его особенное слово, которое он часто повторял, – «золотцо»…
И это грустное воспоминание будто действительно уносит с собой частицу ее желаний и надежд, охлаждая проснувшееся в ней трепетное чувство.
Долго-долго еще Юлия думала то о неизвестном лейтенанте флота, то о Григории.
Ей нравились отзывчивость Григория, мягкость во взаимоотношениях с людьми, доброта, честность. Он никогда не говорил, что он совершенен, и вместе с тем она считала его человеком, которому нечего добавить, чтобы он был лучше. И потому она могла полюбить Григория умом. Но в сердце был холод…
И почему тень неизвестного лейтенанта флота уже второй год как бы сковывает все ее чувства и желания? Как только она начинала думать о нем, сразу же что-то щемящее, приятное и горячее сжимало ее сердце. Хотела бы она сейчас, сию минуту пережить заново ту встречу у Дворцового моста!.. Теперь-то она не отдала бы раненого моряка тому патрулю, который унес его неведомо куда.