Даурия - стр. 98
Не отдавая себе отчета, зачем он это делает, Роман крадучись подошел к дому, все окна которого были уже наглухо закрыты ставнями. Месяц затянуло тучами, и в улице стало темней. Вдруг Роман испуганно дрогнул и прижался к заплоту. «И зачем меня принесло сюда, – подумал он. – Увидит еще кто-нибудь здесь, так засмеют потом. Пойдут звонить». Он порывался уйти и не мог. Понял он, что ему надо обязательно увидеть Дашутку, посмотреть на нее хотя бы мельком.
Он подошел к окнам, из которых сквозь узкие щели в ставнях падали на улицу желтые полоски света. Окна были высоко от земли. Чтобы заглянуть в них, нужно было встать на завалинку. Только поднялся Роман на обледеневший сруб завалинки, как на улице раздались шаги. Пришлось спрыгнуть и затаиться. Шли по улице, как узнал он по голосам, верховские парни: Федот Муратов и Петька Кустов. Роман слыхал, как Петька сказал Федоту, что у козулинской завалинки кто-то есть.
– Собака, наверно. Турни ее камнем, – посоветовал Федот.
– А ну ее к черту! Она такой переполох подымет, что Епиха сейчас же выскочит. Как расписал ему Ромка Улыбин ворота, так он с тех пор лютый стал.
И Петька принялся рассказывать Федоту, как Епифан чуть не побил его, когда он однажды огрел его собаку палкой.
«Ну, пронесло», – с облегчением подумал Роман и осторожно поднялся на завалинку, боясь малейшим скрипом выдать себя. Заглянув в щель ставни, увидел, что Козулины ужинали, но Дашутки за столом не было. Епифан, должно быть изрядно подвыпивший, говорил громко и оживленно. Это было ясно видно по движению его губ. Но напрасно Роман вслушивался. Сквозь двойные рамы не пробивался наружу ни один звук. «А где же все-таки Дашутка?» – подумал он. Решил заглянуть в окна горницы.
В горнице, на столике, у зеркала, тускло горела восковая свечка, поставленная в стакан. В груди у Романа заныло. Он понял, что Дашутка дома. И верно, минуту спустя она и Агапка Лопатина вышли из-за полога и уселись по обе стороны столика. Дашутка села лицом к Роману. Лицо у нее было заплаканное. Агапка принялась со смехом что-то рассказывать, но Дашутка плохо слушала ее. Она взяла стоявшую на столике большую фотографическую карточку и изредка, стараясь это сделать незаметно от Агапки, проводила ладонью по глазам. Повеселел немного Роман, догадываясь, что за карточку держала она в руках.
Дашутка сказала что-то Агапке, та наклонилась к ней, и они стали вместе разглядывать карточку, показывая кого-то на ней друг другу. В это время Дашутка повернула карточку лицевой стороной к нему, и он узнал ее, потому что у него была точно такая. Это было в прошлом году, в Троицын день, сфотографировал на гулянье в черемухе парней и девок заезжий фотограф Вася Долгих. Были на этой карточке и Роман и Алешка. Посередине, разделяя их, сидели вперемежку девки с обоих краев поселка. Дашутка ткнула указательным пальцем правой руки в карточку, и Роман увидел на пальце обручальное кольцо. «Надела уже, а сама плачет», – мелькнула у него горькая мысль. Он так неосторожно прижался к ставню, что оборвался и с грохотом полетел с завалинки.
Когда, поспешно поднявшись, он снова заглянул в окно, свечка была уже потушена. Но совсем нечаянно наткнувшись в колоде на отверстие для болта и прислонив к нему ухо, услыхал невнятный, испуганный говор Дашутки с Агапкой: