Даурия - стр. 16
– Давай.
– Вы пошто так поздно?
– Да дело было.
– А мы думали, что не придете. Домой уходить собирались.
– С чего это?
Артамошка наклонился к нему, зачастил приглушенной скороговоркой:
– Да тут, паря, верховские беда как задаются. Однако драться полезут. Я на всякий случай тебе эту штуку припас, – он показал Роману спрятанную под рубаху гирьку с ремешком на ушке. – Может, кого-нибудь стукнешь? Верховских теперь не сожмешь. У них Федотка Муратов заявился. Разодетый, как барин. Сейчас у Шулятьихи гуляет.
Словно в подтверждение Артамошкиных слов, на улице, в обнимку с Алешкой Чепаловым, круглолицым и пухлощеким купеческим сынком в лакированных сапогах, появился сам Федотка. Он еле стоял на ногах. На нем синели новые с лампасами шаровары; дорогая, с белым верхом и черным бархатным околышем фуражка, какие носили чиновники горного управления, была небрежно заломлена набекрень.
– Сейчас заварит кашу, недаром возле него Алешка увивается. Подзуживает.
– Его и подзуживать не надо, – сказал Роман, незаметно поднимая камень с земли и пряча его в карман.
Федотка Муратов был саженного роста, нескладно скроенный, но крепко сшитый детина с лихими светло-зелеными глазами, с рыжим чубом. Однажды на пашне у него заупрямился бык. Взбешенный Федотка ударил его кулаком в ухо. Бык сразу лег в борозду, из ноздрей его хлынула кровь. Насилу его отходили. И еще недавно был случай, и тоже с быком. Елисей Каргин продал скотопромышленнику быка-производителя. Дело было в праздник, осенью. Быка вывели за ограду. Дальше он не пошел. Его били бичами, сапогами, тянули за потяг три человека, но он не шел и, застыв, как каменный, тоскливо и глухо мычал. Тогда вмешался сидевший на завалинке с парнями Федотка. Плюнув на руки, он подошел к быку и взялся за потяг.
– Отойди-ка, – сказал он скотопромышленнику.
Бык был раскормленный, угловатый. Его вороная спина, широкая, как столешница, лоснилась. Могучими мехами ходили потные бока. Пунцовые дымки густели в круглых свирепых глазах. Упираясь широко расставленными ногами, бык закрутил тяжелой рогатой головой, вырываясь из рук Федотки. Федотка перекинул потяг на правое плечо. Бык осел на задние ноги. Потяг натянулся, задрожал, как струна. Федотка, нагибаясь, падая всей грудью вперед, потянул за потяг. Прошла секунда, другая, и бык не пошел, а покатился за ним. Через прорезы его копыт брызнули кверху черные струйки земли. Дотащив быка до телеги, Федотка крепко привязал его к оглобле и выпрямился, убирая зернистый пот. Толстяк-скотопромышленник сел в телегу, тронул лошадей. И бык покорно пошел за телегой, по-телячьи помахивая хвостом.
Года четыре тому назад, еще подростком, Федотка нанялся в работники к Петровану Тонких, а последний год работал у Платона Волокитина. В праздники воровал из хозяйских амбаров, подделав ключи, пшеницу, пил ханшин, играл в карты, дрался с низовскими – один на десятерых. Крепко увечил он низовских ребят, увечили и его.
На Святках из поселка Байкинского приехал к купцу Чепалову жених. В ту же ночь Федотка с братом Елисея Каргина Митькой забрались в чепаловский двор и обрезали у жениховских лошадей хвосты. Опозоренный жених назавтра чуть свет ускакал домой. А днем Елисей Каргин полез на чердак зимовья и там под овечьими шкурами нашел мешок с хвостами. Митьку он отхлестал сыромятным ремнем, а Федотке велел убираться из поселка, куда ему любо. Тогда-то и ушел Федотка на прииски. И, как видно, там ему повезло.