Даурия - стр. 17

– Здорово, публика! – заорал Федотка, подходя к толпе.

– Здорово! – невесело отозвались на его приветствие.

Девки перестали плясать. Испуганно сгрудившись у церковной ограды, стали шептаться. Федотка направился к ним. – Ну, чего, девки, умолкли? Каши в рот набрали?

– Тебя испугались. Ишь, какой ты красивый, – выпалила Дашутка, хоронясь за подруг.

– Не бойтесь, шилохвостки, драки не будет. Низовские, правильно говорю я?

– Не наскочите, так не будет.

– Это кто же такой храбрый? Ромка, ты, что ли?

– А хоть бы и я!..

– Ну и черт с тобой, молокосос! – Федотка махнул рукой. – Жидковат ты супротив меня. Подрасти сначала, а потом задавайся.

– Я не задаюсь.

– Ну ладно, не хочу я сегодня драться. Поняли?

– И хорошо делаешь.

– Сегодня я плясать хочу… Дашутка, ягодка, пойдем кадриль плясать.

– Не пойду. Других поищи…

– И найду! – Осторожно переступив через прыгающую в траве лягушку, которую в другое время обязательно бы раздавил, Федотка подошел к Агапке: – Пойдем, Агапеюшка, с тобой.

– Пойдем, пойдем, – весело согласилась покладистая Агапка.

– Люблю таких! Музыкант, играй, не то играло поломаю!..

Когда расходились по домам, Роман догнал Дашутку.

– Можно тебя проводить?

– Не надо. Боюсь я за тебя. Подкараулит тебя Федотка – изувечит.

– Не напугаешь, – засмеялся Роман и закинул руку на ее правое плечо.

У проулка за школой их догнал Алешка Чепалов. Бурно дыша, он толкнул Романа.

– Отойди, каторжанский племянничек! Нечего чужих девок отбивать!

– Не лезь, а то по зубам съезжу.

– Попробуй только, арестантская твоя морда…

Роман отпустил Дашутку и схватил Алешку за горло. Тот захрипел, но успел громко крикнуть:

– Федот!.. Наших бьют!..

Из-за угла вывернулся тяжелый на ногу Федотка. За ним бежали еще трое. Роман сшиб Алешку и бросился наутек, Федотка погнался за ним.

– Врешь, догоню! – орал он во все горло.

Роман перемахнул через плетень в чью-то ограду. На мгновение остановился и с издевкой поклонился Федотке.

– До свиданья. Пишите!

Домой он вернулся по задворью. Сняв на крыльце сапоги, осторожно, чтобы не скрипнула, открыл сенную дверь. Мимо отца, спавшего в кухне, прошел на цыпочках, разделся и лег на разостланный в горнице потник.

На заре он увидел сон: за ним гнался через весь поселок с железным ломом в руках Федотка. У Романа подсекались ноги. Он бежал долго, а Федотка не отставал, и все ближе звучал за спиной зловещий Федоткин басок:

«Врешь, не уйдешь!»

Вот и дом. Роман, хлопнув калиткой, вбежал в ограду. А Федотка тут как тут. У крыльца он догнал Романа, размахнулся и опустил ему на загорбок пудовый лом. «Ай, ай!» – заревел Роман и проснулся.

Прямо над ним стоял с поясным ремнем в руках дед Андрей Григорьевич, собираясь вторично огреть его пряжкой. Роман вскочил как ошпаренный, схватил дела за руку:

– Ты что?

– Чтобы не фулиганил, не стыдил нас с отцом, подлец! Мы спим, ничего не знаем, а ты людей калечишь.

– Каких людей?

– Память отшибло. А за что ты вчера Алешку побил?

– Какого Алешку?

– Я тебе дам, какого! Раз виноват, казанскую сироту из себя не строй.

– Он сам на меня, дедка, наскочил. Вот те крест, сам! Я пошел девку провожать, а он догнал и ударил меня.

– А ты бы взял и отошел. Разве девок-то мало?

– Каторжанским племянником он меня обозвал. А я не стерпел.

– Гляди ты, какой подлец! – возмутился Андрей Григорьевич. – Нашел, чем попрекать! Паскудный, видать, парень. А только зря ты связался с ним.