Даурия - стр. 104

– С праздником вас, с Рождеством Христовым.

– Пей, пей на здоровье. Да закусить милости прошу.

Лука провел гостей в горницу, свежевыбеленную, застланную домоткаными половиками. Тестя он усадил на широкую, крашенную охрой скамью с резной спинкой, под портрет генерала Скобелева. И начались у них бесконечные разговоры про всякую всячину, пока Марфа Андреевна, гремя посудой, накрывала на стол и расспрашивала Андрея Григорьевича про Василия. Роман ходил от простенка к простенку, рассматривая семейные карточки Меньшовых. Изредка он косо взглядывал на себя в стенное зеркало, верхняя половина которого была украшена нарисованной по стеклу китаянкой с высокой прической и веером в руке.

После обеда, отдохнув, Андрей Григорьевич и Лука ушли догуливать по родне. Следом за ними принарядилась и ушла Марфа Андреевна. В доме остались старшие дочери Меньшовых – Клава и Настя. Перемыв посуду, девушки стали собираться на вечерку. Клавка спросила Романа:

– Ты, братка, пойдешь с нами?

Роман знал, как неприветливо встречают приезжих на вечерках у них, в Мунгаловском. Прежде чем ответить, он спросил Клавку:

– А шею мне там не накостыляют?

– У нас гостей не трогают, если они на наших девок не заглядываются, – рассмеялась Клавка.

– Я не буду заглядываться. Пойдем.

Вечерка была в проулке, у самой Аргуни. Большая изба, битком набитая парнями и девками, ходуном ходила от пляски. Еще подходя, Роман услыхал, как выбежавшие на минутку из избы девки пели на высоком крыльце частушку:

В избе было душно и дымно. Длиннолицый, горбоносый парень в лакированных сапогах с увлечением наигрывал на гармошке залихватскую «Барыню», притопывая ногой и поматывая начесанным на брови чубом. «Барыню» плясали двенадцать пар. Парни отчаянно отстукивали окованными каблуками, девки кружились, размахивая платочками. Те из девок, которые не плясали, дожидаясь своей очереди, сидели у парней на коленях. Парни, не стыдясь, целовали их у всех на виду и дымили китайскими сигаретами. В запечье женатые казаки гвардейского роста тянули по очереди прямо из бутылки китайскую запеканку. Один икал и все время грозил кому-то угрюмым басом:

– Подожди, коршунячий твой нос!.. Я тебе сверну глаза на затылок.

Романа, как гостя, пропустили вперед. Клавка растолкала в переднем углу девок и усадила его.

Когда кончилась пляска, одна из девок, статная и голубоглазая, с толстой золотистой косой до пояса, подошла к нему, обмахиваясь платочком:

– Можно к вам?

Роман не успел ничего ответить, как девка спокойно уселась к нему на колени. «Ну и ну, – удивился он, – какая отчаянная!» Ему сразу сделалось жарко.

– Откуда будете? – повернулась к нему девка, разглядывая его в упор своими голубыми глазами. Резко изогнутые золотистые брови ее почти сходились у переносья.

– Дальний. Из Мунгаловского.

– Родня меньшовская?

– Ага, деда гостить привез.

– Рассказывай! Знаем мы вас, – улыбнулась девка и как будто бы невзначай прижалась к нему.

Роман немного осмелел и спросил:

– А вы чьих будете?

– Гордова.

– Звать как, ежели не секрет?

– Лена, – шепнула она, почти коснувшись губами его уха.

В это время от порога подошел к ним парень в белой папахе.

– Ленка, – сказал он, – пойдем-ка на пару слов.

– Ну тебя к Богу!