Даурия - стр. 107
Казак с остервенением только яростно жег китайца глазами. При последних его словах он не вытерпел, поднес ему под нос увесистый кулак и сказал:
– Не заплатишь деньги – голову оторву. Вот так!
Желая показать китайцу, как будет отрывать ему голову, он повернул его к себе спиной и намотал его длинную косу на кулак так, что у того глаза полезли на лоб. Когда он отпустил косу китайца, тот запальчиво крикнул:
– Сыволочи! – и, плюнув казаку под ноги, пустился от него наутек.
В два прыжка догнал его казак и схватил за рысий воротник синей шубы.
– Стой!
Но китаец вырвался и побежал. Казак настиг его снова и только хотел ударить, как другой китаец, не ниже его ростом, ловко дал ему подножку и заставил опрокинуться навзничь на скользкий лед. Китайцы при виде его падения весело засмеялись и двинулись к своему берегу. Казак тяжело поднялся на колени и плачущим голосом обратился к своим:
– Это чего ж, братцы, делается? Китайцы казака бьют, а вы глядите? Крушите их, братцы!
Казаки глухо заворчали и, не сговариваясь, двинулись вслед за китайцами. Китайцы пустились бегом. Но казакам преградили путь русские таможенники, выхватив револьверы. Таможенников сразу же смяли и пошли, не задерживаясь, дальше. Китайские таможенники приготовились было тоже задержать казаков, но, увидев, как расправились они со своими таможенниками, быстро замелькали на бегу войлочными туфлями, спеша убраться на свой берег. Кто-то кинул куском льда и попал одному из китайцев-таможенников в голову. Тот поскользнулся и несколько шагов катился на коленях. Вскочив на ноги, таможенник увидел, что казаки вот-вот поймают его. Тогда он схватился за револьвер и трижды, раз за разом, выпалил в небо.
– Ага, он пугать нас?!
– Бей его!
Когда таможенника схватили и стали вырывать у него револьвер, раздался выстрел. Один из казаков как стоял, так и ткнулся на лед, неловко подвернув под себя левую руку. Все на мгновение опешили, видя, как натекает возле казака красная дымящаяся лужица. Таможенник воспользовался замешательством и успел убежать. Тогда прокатился над Аргунью воющий голос, который услыхали на обоих берегах:
– Арсюху убили, брата!..
И сразу оцепенение прошло. Вся тысячная казачья толпа завыла и с матерщиной понеслась на крутой берег, к фанзам и магазинам. У многих появились в руках вывернутые из саней оглобли. Два-три выстрела раздались навстречу казакам, но это не остановило их. Роман видел, как, одолев подъем, хлынули они бурным валом вперед, круша и ломая все, что попадало им под руку. Полетели сорванные с петель ставни, зазвенело в окнах стекло, закружились в воздухе обрывки расписанных иероглифами лент.
«Вот это дерутся так дерутся!» – с испугом и в то же время с восхищением подумал Роман.
Его подмывало кинуться вслед за толпой, но, вспомнив, что он здесь гость и что это не просто праздничная драка, решил не ввязываться. Он поискал глазами Луку, но его не было видно. «Стало быть, тоже там», – поглядел он на китайский берег, где все магазины уже зияли пустыми проемами выбитых окон. Тут ему вспомнились изуродованные ноги китаянок. «Как же они убегать будут? Всех их перебьют», – пожалел он их.
Только поднялся Роман с Аргуни на берег, как на той стороне ударили из пушки: это китайские солдаты начали из старинной пушчонки своей глинобитной крепости палить в казаков. Вслед за выстрелами затрещали ружья. Скоро посыпались с того берега на Аргунь казаки, нагруженные тюками товара, чая, обуви, которые прихватили они на прощание в магазинах. «Вот народ, прямо разбойники какие-то», – подумал про них Роман, злясь и негодуя. Не оглядываясь, пошел он к меньшовскому дому. Там уже знали о драке и нетерпеливо дожидались его и Луку. Когда Роман сообщил, что Лука тоже побежал драться, Марфа Андреевна сказала: