Цветущие вселенные - стр. 17
Судорожный кивок головы, обозначил согласие. Он убрал ладонь с лица.
Руна сначала молчала, затем громко застонала. Мягко, протяжно, царапая ему этим звуком внутренности.
От прикосновений, от стонов, ему хотелось ввести елду по самое основание. Максимально глубоко. Илье хотелось её тощую безумную, без остановки трахать, пока не кончит. Долбать, пока не станет пусто в яйцах. Грубо, яростно, ретиво. Вместо этого, он лишь терся, словно малахольный сигнальщик отгуливающий первую волчицу. Что за блажь? Зачем так сложно у волков? Будь он человеком, или хоть бы волком давно забылся бы с ней, не спрашивая позволения.
Илья застонал сам, порыкивая в бешенстве.
Его член пульсировал на грани безумия – каждое движение Руны, каждый её стон заставлял жилы натягиваться, как канаты. Он чувствовал, как её внутренности дрожат вокруг него, сжимаясь в ритме её учащённого дыхания. В воздухе витал запах её возбуждения – дикий, терпкий, с примесью железа, будто она и правда была зверем, пойманным в ловушку.
Илья прикусил губу до крови. Его ангельская природа рвала его на части: одна половина требовала взять, проникнуть глубже, до самого горла, заставить её выть от боли и наслаждения. Другая – та, что ещё помнила небеса – цеплялась за последние остатки контроля, шепча, что нельзя, нельзя, она не человек.
Но Руна, казалось, решила за него. Её бёдра вдруг подались вперёд, принимая его глубже – всего на дюйм, но этого хватило, чтобы мир взорвался. Илья зарычал, впиваясь пальцами в её кожу. В этот момент он чувствовал её – не просто тело, а суть. Оборотня. Грешницу. Жертву. Свою.
Предбанник наполнился резким светом фонаря, выхватившим из полумрака их сплетённые тела: его – мощное, покрытое шрамами и каплями пота, её – хрупкое, с проступающими рёбрами, но уже не сопротивляющееся. Конвойный застыл на пороге, его глаза жадные, как у шакала у туши, скользнули по голой спине Руны, по её пальцам, вцепившимся в стену, по Илье, который даже не остановился, лишь прикрыл её собой, как зверь самку.
– Это она что ли волк!? – дрогнул он между страхом и похабным восторгом.
Илья оскалился, но не ответил. Руна под ним вздрогнула, её стоны оборвались. Они оба знали: ещё секунда – и всё могло рухнуть. Но солдат лишь крякнул, швырнул на пол что-то тряпичное – то ли одежду, то ли полотенце – и вышел, хлопнув дверью.
Только их дыхание, тяжёлое, синхронное.
– Значит, бабы, живо за вещами и в избу. Завтра, все наказаны. Разойдись. Рядовые навести порядок, – слышались злые окрики со двора.
– Но там же. Там…
– Ебут твою волчицу. Иди сама глянь.
Голоса за дверью смешались в гулкий ропот – бабий визг, мужской хохот, злобное шипение конвойных. Кто-то швырнул в стену бани камень, и он со звоном отскочил от брёвен. Но внутри, в этом проклятом, пропахшем потом и грехом углу, вдруг стало тихо. Илья разжал пальцы на бёдрах Руны, чувствуя, как её кожа под ними – горячая, влажная – вздрагивает от каждого его выдоха.
– Ты… ты вообще понимаешь, что сейчас было?
Сам себя от хрипоты не узнал, но уже без злости. Скорее с изумлением. Он сам не мог поверить, что ангел только что чуть не взял оборотня у всех на глазах.
Руна медленно повернула голову. Её глаза блестели в полумраке. Но теперь в них читалось не только отчаяние. Было что-то ещё. Что-то, от чего у Ильи перехватило дыхание. Он прижал ее к себе, чувствуя, как её рёбра вздымаются под тонкой тряпкой. Её глаза – огромные не моргали, словно у загипнотизированной. Его пальцы сомкнулись вокруг её запястья, направляя её руку вниз, к тому месту, где его плоть всё ещё пульсировала от ярости и желания. Она коснулась его неуверенно, пальцы дрожали, но не от страха – от другого. Не умело, не ловко повела вниз-вверх.