Цветущие вселенные - стр. 12
Остро-резко отпрянула, спина её ударилась о сосну. Когти – пока ещё просто грязные обломанные ногти – впились в корни. В горле клубился рык, но она подавила его, лишь прошипев сквозь стиснутые зубы.
– Отвали… крылатый ублюдок, – её голос дрожал, но не от страха – от ярости. В глазах стояли те самые воспоминания: Илья, хохотавший в углу комнаты, пока князь хрипел под её пальцами; мадам, рвущая на себе кружева; вспышка магния, навсегда запечатлевшая её позор.
Он не отступил. Его пальцы вдруг стали прозрачными – на секунду в них проступил свет, как сквозь витраж. Ангельская сущность, которую он столько лет прятал даже от самого себя.
– Я не смеялся над тобой, – наклонился ближе, и в его шёпоте зазвучали колокола несуществующего храма. – Я смеялся над тем, как они все… эти люди… даже не поняли, что между ними настоящий хищник.
Девчонка замерла. Никто – никто – никогда не называл. Резко встала, отошла от него подальше на всякий случай.
Мужики обходили стороной ее. Только дорога на то и дорога. Спустя месяц бояться перестали. Как говорится на безрыбье и баба рыба. Местные же молча терпели, странно, что с осуждением, в ней самой не было опасного, ни в поведении, ни в манерах.
Под горой тряпья, что носили катаржанки, было очевидно, Руна крайне истощена. Маленькая настолько, что легко представить, голодных дней в ее жизни случалось много больше, чем сытых. Теперь узнать в ней вышколенную, дорогую прислугу по деликатным поручениям невозможно никак.
Он приглядывал. Скажи ему месяц назад, что будет за оборотнем приглядывать. Не следить, ни охотиться, а приглядывать. Не поверил бы! На смех поднял.
Илья обычно стоял у края этапного лагеря, наблюдая, как Руна ковыряет черствый хлеб грязными пальцами. Месяц дороги стёр с неё всё – манеры, гордость, даже страх. Теперь она была просто тенью: впалые щёки, торчащие ключицы, но… эти глаза. Все те же. Зелёные, как у дикой кошки, загнанной в угол. Они горели даже сейчас, когда её тело превратилось в скелет, обтянутый кожей.
В груди что-то сжалось, будто кто-то запустил руку под рёбра и сжал сердце. "Чёрт возьми, она же умирает", – неслось в голове. Но не от голода. От чего-то худшего. От того, что её истинная природа, та самая дикость, которая когда-то задушила князя, теперь пожирала её изнутри. Оборотень, который никогда не знал, что он оборотень! И в самом деле, беда. Как ребёнок, запертый в темноте и не понимающий, почему ему больно.
Илья сглотнул.
Она ни с кем никогда не говорит, знакомств не заводит, ни на кого не смотрит. Оно и понятно, если одержимая, то не буди лихо. Но не стала бы Мария держать в прислугах сумасшедшую, да к тому же, как он позже вызнал по крайне деликатным и щекотливым поручениям. Похоже, трудная дорога и конвой ломал малышку.
Ночью, на этапном здании, охрана удалилась к себе, арестанты могли заниматься, чем душе угодно. Илья являлся выборным старостой уже как неделю. Ему нужно заботиться о приготовлении пищи. В его руки стекалась сумма денег от подати на всем пути. И за проступки артели он отвечал перед лицом начальства.
А еще в прямые обязанности входила слежка за соблюдением правил главной страсти между преступниками. Хоть в тюрьме, хоть на этапе, а майдан, как дух святой всегда существовал. Оно понятно, отдохнуть всем хочется. А кроме сна, разговора, да бабы в дороге, чем займешься?