Цветущие вселенные - стр. 1
Пролог
1902
Жаркий воздух Египта дрожал над бескрайними песками, когда его "Форд" с трудом пробивался сквозь толпу. Гудок резал тишину, заставляя закутанных в потертые тюрбаны рабочих расступаться с удивлённой медлительностью. Машина ползла, будто сквозь патоку, и каждый лишний метр только разжигал его раздражение.
Наконец, он добрался до места раскопок. Пар из-под капота смешался с волнами зноя, поднимающимися от раскалённого песка. Когда он вылез из салона, солнце ударило по лицу, как раскалённая плита. Плевок на землю высох, не успев коснуться пыли.
– Чёртов ад, – прошипел он, поправляя шляпу. Вокруг копошились сотни рабочих, их тени сливались в одно коричневое пятно на ослепительно жёлтом фоне. Лопаты, сита, тачки – всё двигалось в каком-то бессмысленном, на его взгляд, ритме.
Он посмотрел на часы. Час. Не больше. Но песок под ногами, кажется, уже начал медленно затягивать его в эту пекло.
Из хаоса раскопок внезапно вынырнула фигура, стремительная и неожиданно ловкая для своего грузного телосложения. Яхмос Сафе перепрыгивал через дощатые мостки с проворством уличного акробата, его округлый живот колыхался в такт движениям, словно отдельное существо, танцующее под скрытый барабанный ритм. Солнце отражалось от его потного лба, когда он, широко улыбаясь, приблизился к Илье.
– Господин Кадуций! Да благословит вас Аллах за своевременное прибытие! Его голос звенел неподдельным восторгом, руки взлетали вверх, словно крылья перепела. В каждом жесте читалась та особая арабская пластика – текучая, лишённая угловатости, будто движения диктует не разум, а сам ветер пустыни.
Илья невольно усмехнулся, отметив про себя, как эти люди умудряются даже в спешке сохранять врождённую грацию. Но больше всего его заинтересовало другое – тот особый блеск в глазах Яхмоса, который бывает только у археологов перед показом важной находки.
– У вас что-то есть…
Яхмос схватил его за рукав, пальцы впились в ткань с нервной силой. Его дыхание стало частым, прерывистым, а на лбу выступили капли пота, не связанные с жарой.
– Идёмте, идёмте скорее!
Он потянул Илью за собой, их тени сплетались на песке, пока они пробирались через лабиринт раскопов. Доски под ногами скрипели, угрожая провалиться в любой момент.
Когда они достигли дальнего котлована, Илья замер. На дне, под палящим солнцем, лежал скелет – не просто большой, а колоссальный. Кости выглядели неестественно белыми на фоне жёлтого песка, будто выбеленными временем и зноем. Череп размером с таз, рёбра, похожие на дуги древнего корабля…
– Он… он как бог, – прошептал Яхмос, крепче сжимая трость. Его голос дрожал, словно мальчишка, впервые увидевший море.
Илья спустился ближе, прищурившись. Пустые глазницы смотрели сквозь него, сквозь века. Что-то щёлкнуло в его сознании.
Яхмос нервно облизнул губы, его пальцы барабанили по трости, пока он кивал в сторону импровизированного "склада находок". Под натянутым брезентом несколько столов были завалены артефактами – черепки, потускневшие монеты, обломки керамики с загадочными узорами. Среди этого хаоса выделялась потрёпанная альбомная книга, страницы которой были испещрены карандашными пометками.
– Ахмед! Где тот проклятый медальон?!
Яхмос хлопнул ладонью по столу, заставив подпрыгнуть горсть римских монет I века.
Молодой араб с лицом, обожжённым солнцем до цвета красного кирпича, торопливо подошёл, держа в руках небольшой деревянный ящичек. Когда он открыл его, внутри на бархатной подкладке лежал медальон – странный, не похожий на египетские артефакты. Круглый, с выгравированным символом, напоминающим переплетённых змей.
– Мы нашли его вот здесь, – Ахмед ткнул пальцем в схему раскопа, где крестиком было отмечено место. – Видите эти символы?
Яхмос приблизил лицо, его дыхание стало учащенным.
– Это не иероглифы. Это даже не коптское письмо. Я тридцать лет копаю, но такого…
Илья взял медальон. Металл оказался ледяным, несмотря на сорокаградусную жару. Внутри что-то слабо запульсировало, будто механизм, спавший тысячелетия, вдруг проснулся. Он перевернул его – на обратной стороне проступили тонкие линии, складывающиеся в карту… или схему.
Ладонь сомкнулась вокруг медальона, и сразу же кожа под серебряным покрытием начала гореть – не обжигать, а именно гореть, как будто металл впитывал его жизненную силу. Он не отпустил. Знакомое ощущение. Демонические артефакты всегда реагировали на него так – яростно, как дикий зверь на укротителя.
– Анубис с подпиленной мордой?
Губы Ильи искривились в усмешке, когда он провел пальцем по поврежденному участку. Знак был не просто испорчен – он был уничтожен намеренно, с ритуальной точностью.
– Кто-то очень не хотел, чтобы страж весов вообще имел здесь голос.
Перевернув вещицу, он скользнул взглядом по иероглифам. Не египетским. Даже не из этого мира. Те, кто писал это, пользовались языком, который старше пирамид. Но Илья знал. Потому что однажды, очень давно, он сам стоял в темноте подземелья, пока жрец черным ножом выводил эти же символы у него на груди.