Цветущие вселенные - стр. 4
Лили резко подняла голову. Её очки сверкнули, отражая пламя, но глаза за ними были темнее ночи – такими же, какими он помнил их в день, когда она вырвала сердце у ангела-предателя своими руками.
– Значит, это твои иероглифы,– она ткнула пальцем в доску, и нефрит зашипел, оставляя на коже ожог. – Твоё предупреждение. Или… призыв?
Факел в руке Лили внезапно погас, оставив их в сизом полумраке. Где-то в темноте заскрежетал металл – будто крышка саркофага сдвинулась сама по себе. Она не обратила внимания. Вместо этого её пальцы впились в рукав Ильи, и в глазах вспыхнуло то самое холодное понимание, которое бывает только у тех, кто слишком долго копался в могилах богов.
– Ты ошибаешься, – её шёпот был резким, весьма зловещим. – Они не просто знали. Они делали это. Смотри.
Она рванула ткань с мумии у самых ног. Под слоем льняных пелен обнажилась грудь скелета – рёбра были покрыты тончайшей гравировкой. Сцены. Люди в масках шакалов. Жрецы, вскрывающие животы живым пленникам. И среди них – одна фигура, всегда одна и та же: человек с головой красного Анубиса, держащий в руках разные тела, как одежду.
– Он не менял тела. Он переписывал их. Как глиняные таблички, – Лили провела ногтем по нефриту. – Такой вот апокалипсис.
– И до них были цивилизации. Ты помогла, – сказал Илья, протягивая руку.
Жара Каира осталась за толстыми стенами музея, но в прохладном полумраке хранилища Илья вдруг почувствовал усталость – не от лет, а от этого вечного солнца, песка и людской суеты. Его пальцы сомкнулись вокруг ладони Лили, и он резко притянул её к себе, обняв так, будто хотел защитить от всех мумий, саркофагов и древних проклятий, что окружали их.
– Ну, ты! Как медведь, – Лили фыркнула, уткнувшись носом в его плечо. Её голос звучал глухо, но в нём слышалась та самая нота, которую он помнил ещё с тех времён, когда она была девочкой с обожжёнными солнцем плечами. – Это ты у русских нахватался?
Он рассмеялся, и звук этот, неожиданно живой, заставил пару музейных смотрителей насторожиться где-то в дальнем конце зала. Но ему было всё равно. Впервые за долгие месяцы он почувствовал что-то похожее на покой – запах её волос, смесь лаванды и пыли веков, напомнил ему о лесах, о дожде, о чём-то туда, где зелени побольше и дождей со снегом хотя бы половина года.
Тень улыбки скользнула по его лицу, когда он отпустил её, но пальцы ещё на мгновение задержались на запястье – там, где под тонкой кожей пульсировала та самая кровь, что когда-то сделала её почти такой же вечной, как он.
– Приезжай ко мне, – он сказал это тихо, с той интонацией, которую обычно оставлял для древних молитв и забытых обещаний.
Лили закатила глаза, поправила очки и сделала шаг назад, в полосу света от высокого окна. В её движении была вся её суть – лёгкая, стремительная, всегда готовая исчезнуть в следующем приключении.
– Нет уж, спасибо, – её смех прозвенел, как звон монет в кармане авантюриста. – Твоя мадам Данишевская ещё в прошлый раз клялась, что, если я появись в её любимом палисаднике, она сделает из моего скелета этажерку для своих кактусов.
Солнечный луч, пробивавшийся сквозь пыльное окно, золотил кончики её ресниц, когда она задержалась в дверном проёме. В этой улыбке было всё – и 50 лет их странной дружбы, и невысказанные слова, и обещание новых приключений, которые всегда ждали за поворотом.