Цитадель - стр. 22
Но однажды Сиракава вернулся домой непривычно поздно и, не заходя в новый флигель, прямиком направился в комнату Томо.
– Отошли служанок спать… И подай мне саке! – рявкнул он.
Глаза у Сиракавы налились кровью, на виске пульсировала синяя жилка. Вообще Сиракава саке не любил, так что такая просьба в столь поздний час была из ряда вон выходящей.
– Посмотри! – сказал он и, приподняв рукав кимоно, обнажил руку. Левое предплечье было обмотано белой тряпкой, сквозь которую проступала алая кровь. Томо, несшая бутылочку с подогретым саке, так и застыла на месте, как вкопанная.
– Что… Что случилось?!
– Мы застали тайную сходку этих подонков из Либеральной партии… Но успели схватить только десятерых, остальные улизнули. А потом они напали на нас по дороге домой… – Сиракава расхохотался. – Хорошо, что это левая рука! – Голос его звенел от напряжения. Лицо перекосила жутковатая улыбка.
Враг оказался достойным. Ему повезло, что он остался в живых. И вот, после смертельной схватки он пришел не к Суге, а к ней, к Томо! При этой мысли рука Томо, сжимавшая бутылочку, дрогнула.
– Какое счастье, что вы… – бессвязно пролепетала она, глядя на мужа расширенными глазами. В его зрачках вспыхнули дикие огоньки. Он залпом выпил саке и здоровой рукой грубо привлек Томо к себе. Ее волосы рассыпались по плечам. Томо уткнулась лицом в грудь Сиракавы, попыталась ухватиться за воздух, потеряла равновесие – и тяжело рухнула в объятия мужа. Саке выплеснулось из бутылочки, облив Сиракаву. Резкий аромат перебродившего вина окутал их тяжелым облаком. Сиракава буквально впился губами в рот Томо.
Он ушел в новый флигель только под утро. О Суге не обмолвился ни словом, но Томо и так было ясно, что он просто-напросто не осмелился выплеснуть на столь юное, еще нетронутое существо брутальную мощь кровавого вожделения. Лежа в своей одинокой постели, Томо кусала губы от унижения. Муж явился к ней лишь потому, что был ранен, а она… она не сумела скрыть свою страсть… и теперь он, наверное, самодовольно глумится над ее глупостью. При этой мысли ей захотелось впиться ногтями в лицо супруга.
На следующее утро все газеты пестрели сообщениями о событиях минувшей ночи: «Главный секретарь Сиракава устроил засаду и выследил тайную сходку приверженцев Либеральной партии, но на обратном пути несколько уцелевших мятежников напали на него, и он получил огнестрельное ранение. К счастью, рана оказалась пустяковой, он выстрелил в ответ и сразил наповал одного из разбойников…» Сиракава ничего не сказал Томо о последней подробности, но теперь ей стало окончательно ясно, что именно привело мужа в ее постель после нескольких месяцев воздержания. Убийство человека! Сиракаве было необходимо выплеснуть на нее свою жажду крови! Сердце Томо пронзила игла чудовищного унижения.
В префектурной управе и в городе только и судачили что об этом событии. Томо, случайно подслушавшая беседу Эцуко с Сугой, не преминула отметить, что голосок Суги звенел не от страха, а от наивного восхищения.
– Знаете, юная госпожа, ваш батюшка – просто герой! Да, настоящий герой!
Девочки сидели на веранде, играя в веревочку. Красный шнурок обвивался вокруг их тоненьких пальчиков.
– С чего ты взяла, Суга-тян?[36]
– Ему грозила смертельная опасность, а он об этом даже не обмолвился! Наутро я видела, как он смешно умывается… левой рукой мочит полотенце в воде… Я спросила его, что случилось – а он… Он только улыбнулся и сказал, что потянул плечо. Насчет раны ни словечка!