Цикл гниющих душ - стр. 3
Лидия закричала, но её голос был мокрым, хриплым, и она почувствовала, как её горло сжимается, как будто кто-то засунул туда ком грязи. Она повернулась к каналу, надеясь, что вода даст ей хоть мгновение передышки, но канал был живым. Его поверхность бурлила, и из неё поднимались новые тени – десятки, сотни, их тела были изуродованы, разорваны, сшиты заново нитями из собственной плоти. Один из них, ребёнок, чья голова была расколота, как орех, смотрел на неё единственным глазом, который висел на тонкой нити. Его маленькие руки, покрытые язвами, тянулись к ней, и Лидия почувствовала, как её сердце сжимается от ужаса – не от того, что она видела, а от того, что она знала: она была частью этого.
Она попыталась встать, но её ноги отказались повиноваться. Её колени хрустнули, и она упала лицом в грязь, чувствуя, как что-то острое впивается в её щёку. Она подняла руку и нащупала кость – человеческую, пожелтевшую, с остатками сухожилий. Земля под ней была не просто грязью; она была кладбищем, живым кладбищем, где кости шевелились, как черви, и тянулись к ней, цепляясь за её тело. Она почувствовала, как одна из них впивается в её бедро, разрывая мышцы, и закричала, но звук утонул в хоре стонов теней.
– Ты не можешь уйти, – сказал мужчина с разорванной грудью, и его голос был хриплым, как будто его лёгкие были полны воды. Он наклонился ещё ближе, и Лидия увидела, как его позвоночник торчит из спины, сломанный, как ветка, а куски плоти свисают, как рваная ткань. Он схватил её за руку, и его пальцы, лишённые кожи, впились в её плоть, разрывая её до кости. Она почувствовала, как её собственная кость ломается, и боль была такой острой, что её разум на мгновение отключился.
Но тьма не приносила облегчения. В ней она видела аптеку, старуху, флакон – и себя, пьющую эликсир, снова и снова. Она видела, как её тело распадается, как тени поднимаются, как город пожирает её, и каждый раз она возвращалась, чтобы начать заново. Она открыла глаза и поняла, что всё ещё лежит в грязи, а тени окружили её, их руки тянулись к её лицу, их пальцы впивались в её кожу, сдирая её лоскутами.
Лидия попыталась использовать свою некромантию. Она знала, что её магия была частью её проклятия, но это было всё, что у неё осталось. Она шептала слова заклинания, чувствуя, как её горло разрывается от усилий, и направила силу в землю. Кости под ней ожили, поднимаясь, как марионетки, но вместо того чтобы атаковать теней, они повернулись к ней. Она почувствовала, как рёбра, торчащие из грязи, пронзают её бок, как череп, расколотый пополам, впивается в её ногу, разрывая сухожилия. Её собственная магия обернулась против неё, и тени засмеялись – звук был похож на треск ломающегося стекла.
Она ползла к аптеке, цепляясь за грязь, оставляя за собой след из ихора и кусков своей плоти. Её тело было уже не её – оно было массой боли, гниения, распада. Она чувствовала, как её кости трутся друг о друга, как её мышцы рвутся, как её кожа сползает, обнажая череп. Но она не могла остановиться. Аптека была её единственной надеждой, даже если она знала, что это ловушка.
Дверь аптеки была открыта, и свет лампы, жёлтый и болезненный, манил её, как мотылька. Она доползла до порога и рухнула на пол, чувствуя, как её тело продолжает распадаться. Её пальцы, сломанные и лишённые кожи, скребли по доскам, оставляя кровавые следы. Она подняла голову и увидела старуху, стоящую за прилавком. Её пустые глазницы блестели, как будто в них отражалась сама ночь, а улыбка была шире, чем прежде, обнажая зубы, которые казались живыми, шевелящимися, как насекомые.