Чудодей - стр. 5
К счастью, в печурке отлично натопленной печи прятались небольшой пирог на кислом тесте с рыбой да визигой, горшочек гороховой каши с копченым кабаньим салом, пареная репа с брусникой и прочей ягодой да блюдце киселя на меду.
На столе же ко всему нашелся холодный печеный олений окорок, сочный и пряный, и круглый свежий каравай. Две запотевшие крынки довершали дело — с холодным ягодным узваром и густой свежей простоквашей.
Взяв блюдце, я наложил всего понемногу и поставил обратно в печурку для Батани — там ему было привычней. Обычно домовые не могли по-настоящему есть еду — они посыпали ее чудью, чтобы впитала вкус, и размазывали ее потом обратно по шерсти. Но мой друг был достаточно силен, чтобы слопать угощение до последней крошки.
Поужинали мы в уютном молчании. На самом деле я вообще не был уверен в том, умеет ли Батаня разговаривать — со мной он этот навык никогда не применял. Но другие домовые порой болтали охотно, и слабенькие, больше похожие на сгустки темноты, и матерые старички, умеющие оборачиваться человеком. Маленьким, конечно, не выше кошки, но все-таки человечком.
Батаня же всегда выглядел одинаково и одинаково молчал. Хотя нет, иногда он умел молчать недовольно или, как сейчас, — умиротворенно.
— Ну ладно, иди сюда, — позвал я его после ужина. — А то опять всю ночь трещать будешь.
И правда — напитанная чудью шерсть топорщилась, искрилась и потрескивала как хороший ночной костер. Батаня подождал, пока я с удобством устроюсь на печной полати вместе с нашим туеском, быстренько оплел чарами стол, чтобы еда на нем не испортилась к утру, и забрался ко мне на колени.
Не знаю, делал ли такое еще хоть один из ныне здравствующих чудодеев, но у нас с Батаней был свой личный обряд. Тяжелым серебряным гребнем я расчесывал его косматую шерсть, счесывая с нее чудь на серебряное блюдце, а потом аккуратно пересыпал добычу в серебряные крынки. Сейчас у меня с собой было только две походных — одна полная для работы и одна полупустая для запасов, — но дома у нас хранилось настоящее богатство: два кованых сундука, набитых такими крынками под завязку. Мое чудодейское наследие за почти тридцать лет скитаний по этому миру.
Не всегда улов был таким богатым, как сегодня. Пожалуй, по здешним лесам стоило побродить подольше — авось очередная крыночка под крышечку забьется… Батаня разомлел, да и я уже отчаянно зевал, в очередной раз пересыпая чудь в сосуд с помощью тонкого листа серебра, согнутого воронкой.
Спать Батаня полез в запечье — как и всегда, когда самое любимое место всех домовых не бывало занято. Иногда особо радушные хозяева уступали гостю свою кровать, хотя чаще, если ночевать приходилось в чужом доме, он устраивался у меня в изголовье. Но здесь, в специальной чудодеевой хатке, печь была большой, чистой и прекрасной, и я буквально представлял, с каким удовольствием мой компаньон устроится за ее теплым боком…
Из-за печки Батаня метнулся ошпаренным котом и одним прыжком вскочил ко мне на полати. Его крупное и увесистое для домового тело мелко тряслось, а лапками он с силой вцепился в мою руку, хотя обычно избегал трогать живую человеческую кожу.
— Что с тобой? — выдохнул я и едва не обхватил инстинктивно дрожащего домового руками, лишь в последний момент вспомнив, что делать этого не стоит. — Что случилось?