Чудодей - стр. 11
Бык был от меня далеко, и разглядеть хозяина местного стада было сложно. Идти к нему общаться прямо сейчас у меня тоже никакого желания не было, поэтому я просто помахал ему рукой, давая понять, что вижу его и знаю о том, кто виноват в нападении на чудодея, и не без труда надел туесок на плечи. Батаня внутри зашевелился и выглянул-таки наружу. Обернувшись, я увидел, что и он внимательно смотрит на нашего обидчика. А потом Батаня погрозил ему лапой, спрятался в свой переносной дом, а я медленно побрел в деревню.
С баганом все-таки надо будет поговорить. Но потом. И в таком месте, где он не сможет натравить на меня своих коров.
***
По деревне я буквально плелся. Страх медленно испарялся из незнакомой с ним души, оставляя вместо себя дрожь в перегретых мышцах и неприятное звенящее опустошение. Теперь я уже сомневался, что бык бы меня убил — вряд баган хотел именно этого. По крайней мере, вид у него был не злой, а словно бы у зверя, загнанного в угол. Чем дальше отступал страх — тем яснее я понимал: если бы Хозяин скота действительно решил бы со мной расправиться, никакой пастушок ему бы не помешал.
На этот раз деревня показалась мне огромной. Я шел от дома к дому, мимо бесконечных оград, но не видел ни одной рябины. Отводящие взгляд чары спали, и на меня косились, но с вопросами, к счастью, не приставали.
“Чудодей! Чудодей это…” — слышал я шепотки — те, что преследовали меня всю жизнь.
Наконец я ее разглядел. Небольшое, но крепкое дерево, сплошь залитое ягодами как кровью. Я нахмурился. Рябина, береза, ольха, ветла — чудовские деревья. Хотя так можно сказать почти про каждое, но именно они особенно реагируют на чудь. С этой рябиной было что-то не так, но, что именно, я понял, только подойдя ближе.
Был конец рюена — самая пора ягод. Обычно в такое время рябины, что красно-, что черноплодные, стояли все яркие, дразня птиц сочной мякотью налитых гроздей. Дерево перед домом Старосты тоже краснело, вот только как-то тускло: ягоды были все сморщенные, сухие, словно прошлогодние. Прежде чем постучаться в украшенную искусной резьбой дверь, я подошел к рябине и раздавил в пальцах одну ягоду. Под сухой съёженной коркой была все еще сочная оранжевая мякоть — значит, урожай все-таки был этого года. Но что тогда попортило его настолько раньше срока? Даже если бы случились ранние заморозки, ягоды только стали бы еще ярче и сочнее от мороза, но не сохли бы на корню.
Сорвав испорченную рябиновую гроздь, я сунул ее в карман и решительно отворил калитку старостова подворья… чтобы буквально застыть на пороге, не решаясь сделать шаг. Что ж, хотя бы гадать над судьбой рябины не нужно.
Мертвое дерево росло перед мертвым серым двором без единого всполоха чуди.
***
Жена у Старосты была круглолицей, радушной и с виду пышущей здоровьем. Но от меня не укрылось, как она слегка прихрамывает, придерживает левый бок. И светлые волосы цвета спелой пшеницы, выбивающиеся из-под платка, выглядели потускневшими.
Приняла она меня тепло. И сразу же, даже без просьб, налила большую чашку молока. И удивилась, когда я попросил еще одну — поменьше. Пугать я ее не стал — просто сунул чашку в туесок, дождался, когда она найдет опору в Батаниных лапках, и убрал руку.
— Кот у вас там? — поинтересовалась женщина. — Может, сметанки ему?