Чудодей - стр. 10

Обиженное грозное мычание было ему ответом, а я наконец-то обернулся.

Парень на уже совсем не сонной лошаденке заслонял меня от тяжело дышащего быка и махал на него руками.

— П-шол, п-шол! — все повторял он громко. — Давай-давай!

“Как вовремя…” — подумал я и без сил раскинулся на траве, глядя в хмурое серое небо.

Нужно было встать, найти туесок с Батаней, убедиться, что он не расшибся. Поблагодарить спасителя. И закапать наконец в глаза капли, чтобы понять, что здесь только что произошло. Потому что ни в каком мире не нападают животные на чудодеев.

Никогда.

Суседка — одно из названий домового.

Баган — дух-покровитель рогатого скота.

4. Глава 4

Пастушка звали Мытько, и перепугался он едва ли не больше, чем я. Соскочил со своей лошаденки, принялся меня поднимать, а потом — лазить вместе со мной по траве, ища туесок и вывалившуюся из него крышку скудельницы.

— Не серчай, бачко, — приговаривал он. — Баска добрый… Хороший бык Баска, не обижает никого. Ажно не знаю, что он удумал сегодня. Не серчай, бачко, не видел я тебя. Как увидел бы раньше — отогнал бы, а так… не серчай только, бачко…

Баска — Красавец, значит… Ну что ж, бык и правда был красивым. Насколько я успел рассмотреть.

— А скажи-ка мне, Мытько, скотина-то как обычно себя сегодня вела? — перебил я бесконечное “не серчай, бачко”. — И в последнее время?

— Скотинка-то?.. — Мытько поднял на меня бледно-голубые глаза и растерянно моргнул. — Так а че она сделает-то? Как обычно все, травку кушает, молоко дает, лепешки лепит. Под призором всегда.

— Никто не болел? Не мычал без повода? Не пугался не пойми чего?

Мытько поскреб крытую льняной шапкой макушку.

— Домой согнать таперища трудно, — признался он. — Не хотют идти — и все тут.

— Вот как… — протянул я и заглянул в туесок. Капли с чудью пропали из своего гнезда на крышке и, вестимо, сгинули в траве. — Благодарствую, Мытько, за спасение, — я прижал руку к груди и ненадолго склонил голову. — Подскажи теперь, где хату Старосты искать. Посредь деревни али как?

— Посредь, посредь! — закивал парнишка. — Тама горшки красные на заборе и рябинка вся красная у ворот. Справная рябинка, сразу увидите.

Я поблагодарил снова и отвернулся к туеску. Батаня напугался так, что схватил теперь изнутри крышечку и держал ее настолько крепко, что открыть скудельницу не было никакой возможности. Ладно, пусть сидит. Чуди у меня и так было полно.

Сырая, неочищенная, ни в чем не растворенная… Как же она жглась! Насыпав в глаза по малюсенькой щепоточке, я закрыл лицо руками, пережидая, пока резь в глазах утихнет. Не до конца, конечно — теперь до вечера ходить будто с песком под веками, — но хотя бы настолько, чтобы можно было смотреть под ноги сквозь льющиеся слезы.

Можно было, конечно, сделать новые. Мак уже не цвел, но подошла бы и простая полуночная роса или даже молоко белой коровы. В последнем случае капли, конечно, надо было бы использовать сразу, для хранения они непригодны, но зато и глаза после них не болели совсем. Но на все это уже не было времени, хотя я запоздало вспомнил, что корову-то как раз было найти несложно прямо сейчас. Но кто знает, подпустил бы меня к ней баган или снова натравил бы своего подопечного. В том, что бык подчинялся именно его воле, я был почти уверен.

Наверное, от стресса, а может, и от недосыпа, моя чувствительность к чуди увеличилась, и боль в глазах не уменьшалась бесконечно долго. Мытько аж дважды лез ко мне с расспросами, что со мной да не нужно ли чем подсобить. Оба раза я отсылал его, хотя такая забота была приятна. Парнишка явно знал, кто я, но не чурался, не столбенел в ужасе и видел во мне в первую очередь человека, а не окаянную душу, водившую дружбу с чудовищами. Наконец слезы перестали течь так обильно, и я не сразу, но смог проморгаться. И даже найти глазами черного Баска. Вот только теперь он черным уже не был — всю спину от шеи до хвоста покрывал густой слой синей чуди, а на мощном крупе сидел, нахохлившись, испуганный насупленный баган.