Чудодей - стр. 13
Половину Батаниного блина я запихивал в себя уже с трудом, боясь разомлеть в тепле и сытости. А млеть было совсем не время.
Когда Староста вернулся, я попросил его жену и детей удалиться. Разговор предстоял нелегкий.
— Это что же получается… — после моего рассказа этот крепкий мужик, которого и медведем-шатуном, поди, не напугаешь, спал с лица. — Кто-то чудиц наших убивает почем зря?
— Похоже на то, — кивнул я и отставил кружку с недопитым морковным настоем. — Я проверю хатку вашу? Может, смогу понять, что с домовым случилось.
— Так а точно он мертвый-то? — в глазах Старосты зажглась надежда.
Мне жаль было ее разрушать, но дом, хранимый чудицами, выглядел совсем по-другому. И все-таки я не ответил и молча полез за печку.
На этот раз высохшее тельце домового нашлось прямо на полатях. Там, где наверняка спали и сам хозяин, и хозяйка, и, возможно, кто-то из ребятишек. Неспособные видеть чудь и ее порождения, они преспокойно ложились рядом с трупом своего защитника и спали так, по всей видимости, не одну неделю. Этого домового убили намного раньше, чем того, что жил в чудодеевой хате, и, видимо, только бесконечное трудолюбие хозяев спасло дом от увядания.
При жизни домовой был сильным. Рослый, плотный. Наверняка и чары у него крепкие получались, и пирожок-другой из печи он утащить мог. Сейчас же… Я осторожно перевернул покрытое мехом тельце. В отличие от Батани, этот домовой был с короткой шерстью, и я увидел его искаженное смертью личико. Высохшее, словно вывешенная на просушку рыба.
Я не хотел показывать его Батане. Думал завернуть в тряпицу да переложить под печь, пока не придумаю, что делать с телами. Но мой домовой решил за себя сам. Староста аж подпрыгнул, когда крышка туеска задергалась, шарахнулся в сторону, когда Батаня откинул ее прочь и выбрался наружу. Видеть Староста его, конечно, не видел, но понимал, что происходит что-то чудское.
— Не надо, не смотри… — попытался остановить я Батаню, но тот уже запрыгнул на полати.
Несколько мгновений ничего не происходило — Батаня просто смотрел на своего мертвого собрата, напряженно застыв на краю печи. А потом он поднял голову и закричал. Громко, страшно, пронзительно.
От этого крика Староста заозирался было, а потом сжался, втянув голову в плечи. Я не знал, слышит ли он что-то ушами или скорее чувствует этот крик как что-то очень неприятное глубоко в сердце, да не стал спрашивать. Не время сейчас для праздного любопытства.
***
Неотвратимо близилась ночь, и я не знал, что мне делать. Мы проверили половину деревни — двор за двором. Батаня больше не кричал. Он уже знал, что мы найдем в каждом из них. Он сидел у меня у меня на плече, дрожа и больно цепляясь за волосы, но стойко перенес все испытания сегодняшнего дня. До сих пор я даже не знал, как сильно могут переживать чудицы за своих собратьев. Как вообще много чувств и смелости под этой густой косматой шерстью.
— Я боюсь ночевать в том доме, — признался я Старосте, когда начало темнеть. — Не за себя боюсь, а…
Староста кивнул. Он ни разу не спросил, с кем я перешептываюсь и кому подставляю плечо, но, похоже, сделал какие-то свои выводы.
— Оставайтесь у нас, коли хотите, — предложил он. — Только уж не знаю, поможем ли мы чем. Своего-то суседку, получается, не уберегли. И остальных…