Бравый солдат Йозеф - стр. 40
Солдат из наряда не забыл смазать и петли. Для этого он сбегал за солидолом в дивизионный автопарк, снова прямиком через большое поле, пропитанное запахом весеннего пробуждения.
Аслан похвалил трудягу и предложил ему отдохнуть до обеда:
– Чтоб тебя почем зря не будили, предупреди дневального, что повар разрешил.
В казарме в этот момент стоял рабочий гул. Солдаты из последнего призыва драили деревянные полы. Несколько из них, вооружившись осколками стекла, соскабливали загрязнения и черные следы сапожного крема с ножек табуреток. При этом снималась тонкая стружка, и в воздухе раздавался неприятный, пронзительный звук – не то свист, не то скрежет, не то скрип, от которого буквально сводило зубы.
Дневальному по кухне тут же расхотелось спать. Он уже было собрался переступить порог казармы, как вдруг заметил вышедшего из своего «секретного царства» писаря Новикаса. В ту же секунду вспомнил про книгу, которую ему дал почитать майор Тарадым.
«А вдруг уже в понедельник спросит, о чем она», – с тревогой подумал ефрейтор.
– Эдмундас! – окликнул Иосиф сослуживца и поспешил к нему навстречу. – Не закрывай! Дай мне “Похождения бравого солдата Швейка”.
Он, как и сутками ранее, устроился поудобнее в тени молодых деревьев, растущих по краю строевого плаца. Прислонился спиной к знакомому стволу ольхи. Наугад открыл «Швейка» – взгляд упал на отрывок про деревенского пастуха по прозвищу Пепка-Прыгни, которого завербовал вахмистр: платил тому по двадцать геллеров за доносы на земляков:
«– Так запомни: если услышишь, когда ходишь по избам обедать, кто-нибудь скажет, что государь император – скотина или что-нибудь в этом роде, то моментально приди ко мне и сообщи…
А уже на следующий день к вахмистру пришел священник и сообщил ему по секрету, что утром встретил Пепку за деревней, и тот сказал:
– Батьюска, вчела пан вахмистл говолил, что гоцудаль импелатол – скотина, а войну мы плоиглаем. Ме-е… Гоп!
После дальнейшего разговора со священником вахмистр приказал арестовать пастуха. Позже суд приговорил Пепку к двенадцати годам за государственную измену: обвинили в подстрекательстве, оскорблении монарха и еще в целом ряде тяжких преступлений.»
Иосиф скривился, захлопнул книгу.
– Стучать начальству – плохо… Не стучать – себе же хуже, – пробормотал он, думая про замполита.