Братья Микуличи - стр. 40

Шли долго. Конца и края этому лесу не было видно. Могучие корни, будто назло, раскинулись по земле огромными волнами – приходилось либо обходить их, делая крюк, либо переползать, тратя последние силы. Мстислав всё чаще опускался на колено, но, поймав на себе тяжёлый взгляд брата, упрямо поднимался и шёл дальше.

Во время очередной передышки он опёрся о ствол дерева, жадно хватая ртом воздух. Ноша казалась неподъёмной.

– Давай я, – раздался за спиной голос Борослава.

Мстислав обернулся. Брат был бледен, глаза ввалились, под ними залегли тёмные тени. Сам на грани истощения.

– Сам, – выдохнул Мстислав, через силу поднимаясь на ноги. – Ты всю ночь не спал.

Он упрямо побрёл дальше, стирая с лица едкий пот. Скинуть бы обузу… и делов-то. Пусть валяется…

Чёрт! Совесть колола больно, не позволяя бросить мальца. Вроде и не свой, а всё ж… Привык.

Впереди раздался треск. Листва неестественно зашелестела, в стороны полетела щепа, будто стадо свирепых туров ломилось сквозь чащу. Стволы деревьев оживали. Они покачивались, поскрипывали, а их ветви-руки со свистом рассекали воздух, норовя хлестнуть, схватить, утащить.

Борослав отмахивался мечом от загребущих сучьев, что стегали его, точно розги. Лезвие исполинского меча отсекало вражьи «руки», и те с хлюпаньем падали на землю. Дерево с гулом сотрясалось, а потом замирало, но тут же оживало соседнее.

Надо помочь! Мстислав уже было порывался сбросить Тархана, как вдруг Борослав, проскользнув под очередной нападающей веткой, с размаху рубанул мечом по толстому стволу. Глухой удар – и в коре осталась глубокая рваная рана, из которой засочилась тёмная, густая жижа. Дерево затихло. И разом всё вокруг вымерло. Наступила зловещая, напряжённая тишина.