Братья Микуличи - стр. 3
Холодные глаза Святича на миг блеснули сомнением, но тут же наполнились жадностью.
– Добре, – осторожно протянул он, не спеша бить по рукам. – Но ежели верх будет за мной, – расчётливость взяла своё, – то ты мне свой нож заговорённый да лук со стрелами отдашь!
Мстислав замер. Эка, куда замахнулся! Отдать своё оружие? С этим ножом он не расставался, даже спать с ним ложился. Стрелы мастерил сам, тщательно подбирая перья, а нож свой не доверял точить даже Борославу. Каждый вечер, правя лезвие о камень, он шептал старый заговор:
«Точись, лезвие, острее, чтобы резать больнее.
Точись, нож, о точило, чтобы лезвие метче било.
Точись, металл, о камень, искру пуская,
Хозяину жизнь в час лихой спасая».
О том, что оружие его заговорено, всяк в округе ведал. Укололо. Эх, была не была! Азарт оказался сильнее разума. Два громких шлепка ладоней скрепили спор.
Обчистив ещё пару гуляк в кости и осушив с десяток кружек хмеля на радостях, Мстислав вышел из корчмы в ночную прохладу. Шёл по широкой, укатанной дороге, а в голове роились думы. Тьма сгустилась, и лишь далёкое уханье совы да шуршание летучих мышей нарушали тишину. Скверно было на душе. Опять язык подвёл, болтун бескостный. Ладно бы только себя впутал, так ведь и Борослава приплёл.
Уговорить брата сорваться с места – почти немыслимо. Добыть жён знатных – ещё труднее. А не загулять в ближайшем селении… Вот это было и вовсе непосильной задачей! Но что-то делать надобно. Не хватало ещё нож свой бесценный Святичу отдать! Нет уж, дудки!
И чем бес не шутит? Недаром же про них с братом слухи ходили, будто они и не от мира сего вовсе. Мол, матка их, Еврасия, пошла как-то по ягоды в лес, да и сгинула. Муж её, Микула, уже и поминать начал, а она возьми да и вернись. Да не одна, а с дитём под сердцем – сыном-богатырём. Тот рос не по дням, а по часам, и силу имел нечеловеческую. Оттого и звали Борослава за спиной медведем. А про самого Мстислава слушок ходил и того краше. Родился он через девять месяцев после смерти отца. Поговаривали, что к Еврасии в ту ночь бес в мужнином обличье заявился. Вот и вышел из того союза хитрец да везунчик…
Мстислав горько усмехнулся. Слухи слухами, а сейчас он в переделку попал по своей же дурости. Оставалось одно – придумать, как сдвинуть Борослава с места.
Домой Мстислав вернулся под самое утро. Нарочно топал громче обычного, тяжко пыхтел и горестно сопел. Лишь удостоверившись, что брат точно проснулся, с самым удручённым видом вошёл в светлицу.
– Ты чего ни свет ни заря по избе шастаешь? – сонно протянул Борослав, приподнимаясь на локте. Огромная его фигура едва умещалась на широкой лавке. – Встал уже али только приплёлся?
– Приплёлся, – выдохнул Мстислав и тяжело опустился на скамью напротив. – Был нонче в Жмуричах…
Борослав нахмурился, его тёмные брови сошлись на переносице.
– Опять по кабакам шлялся?
– Твоему совету последовал, – с тихим упрёком произнёс Мстислав. – Сказал при всех: «Пойду по свету, себя показать, на других посмотреть. Ворочусь с подвигами да с невестой!»
Лицо Борослава смягчилось. Он зевнул, едва скрывая усмешку.
– И что?
– Засмеяли, – убито прошептал Мстислав и, изо всех сил изображая горькую обиду, понурил голову. – А потом… потом тебя оскорбили.
– Меня? – коротко хохотнул старший брат, но, увидев страдальческое выражение на лице младшего, посерьёзнел. – Чем же?