Братья Микуличи - стр. 20
Тархан судорожно сглотнул, лихорадочно перебирая в памяти обрывки сказаний, что шёпотом рассказывали у костра старики.
– Их время… оно коротко, – неуверенно пролепетал он. – Они исчезают… с первым лучом солнца…
– Насмехаешься, что ли? – хмыкнул Мстислав так, что у Тархана мороз по коже пробежал. – До восхода ещё вечность целая!
– Кони наши на последнем издыхании, – здраво рассудил Борослав, и в его голосе не было ни страха, ни сомнений, лишь суровая оценка положения. – Уходим.
Он обменялся с братом коротким, понятным лишь им двоим взглядом. Мстислав дёрнул плечом, мол, была не была, и ловко убрал лук за спину.
– Чего встали? Смерти дожидаемся? – вдруг с отчаянным задором выкрикнул он и, пришпорив коня, первым сорвался в галоп. – Шевели копытами, степняк!
Тархану ничего не оставалось, как последовать за ними, вжимаясь в конскую гриву и моля всех известных и неизвестных богов о спасении. Он гнал своего скакуна, не жалея, чувствуя, как позади земля гудит всё яростней, а тьму прорезает огненное зарево. Оно неотвратимо приближалось, ширилось, и в его клубящемся мареве уже угадывались зловещие силуэты всадников на конях из дыма и тлеющих углей.
Вот оно. Конец. Отец знал, на что его обрёк. Знал, что призрачные воины придут за ним, куда бы он ни бежал. Наверное, не хотел, чтобы имя великого Тургэн-хана покрылось ещё большим позором, когда его сын, пойманный духами павших, начнёт скулить и молить о пощаде. Понять отца можно. Вот только… жить хотелось до одури, до боли в стиснутых зубах.
Дыхание сбилось, сердце колотилось где-то в горле, но он упрямо держался за широкими спинами братьев. Они были его единственной, пусть и призрачной, надеждой.
Внезапно конь под ним захрипел, дёрнулся раз, другой, его движения утратили плавность и стали судорожными. Тархан не успел даже осознать, что происходит, как передние ноги скакуна подломились. Мир перевернулся. Вес собственного тела исчез, сменившись ослепительной вспышкой звёзд перед глазами, а потом он с глухим стуком рухнул лицом в мягкую, влажную землю.
Острая, разрывающая боль в ноге оглушила его. Он коротко взвыл, зачерпнув полный рот грязи. Зашёлся в приступе кашля, выплёвывая комья земли и чувствуя, как к горлу подступает тошнота. Руки и ноги не слушались. Веки, казалось, налились свинцом.
– Что, разлёгся? Пузо греешь? – раздался над ухом ненавистный, насмешливый голос Мстислава.
«Умереть, – шептал стыд. – Лишь бы не видеть их презрения».
«Жить!» – вопила каждая жилка в его теле.
Он с усилием разлепил веки. Расплывчатые силуэты Микуличей кружили рядом, не останавливая бега.
– Не прикидывается, – донёсся рокот Борослава. – Худо ему.
Богатыри, наконец, придержали коней. Головокружение медленно отступало, уступая место ноющей боли во всём теле. Тархан видел, как на лицах братьев застыла злая решимость.
– Нагоняют, – коротко бросил старший.
– К реке надобно! – рыкнул Мстислав. – Сколько сказок помню, всякая нечисть воды боится! А эти и вовсе огненные… должно сработать!
Терпя боль, что молниями простреливала ногу, Тархан попытался приподняться на локтях. Но руки подломились, и он снова рухнул на спину.
– Не могу, – прохрипел он, чувствуя, как по щекам текут горячие, позорные слёзы. – Уходите… Им нужен только я!
– Ишь ты, какой благородный! – сплюнул Мстислав и с невиданной лёгкостью соскочил с коня. Он с силой хлопнул своего жеребца по крупу, и тот, обезумев от страха, умчался прочь. Младший Микулич сдёрнул с плеча лук и, встав над лежащим Тарханом, хищно оскалился в сторону приближающегося пламени. – А вот дудки! Разбежались они у меня!