Братья Микуличи - стр. 15

Он вскинул голову, и лицо его на миг озарилось такой чистой, восторженной улыбкой, что Мстислав невольно залюбовался. Вот он, мальчишка. Не битый жизнью, не знающий горечи предательств.

– Это же… – выдохнул Тархан, глядя на отца с обожанием и немым вопросом.

Но, встретив холодный, непроницаемый взгляд Тургэн-хана, он тут же осёкся. Улыбка сползла с его губ, как солнце, скрывшееся за тучей. Он виновато опустил голову, бережно свернул свиток и спрятал за пазуху.

– Благодарю, великий хан, – голос его прозвучал глухо и отчуждённо.

На коня своего Тархан забирался до смешного осторожно. Конь, умница и гордец, словно чувствуя неопытность неуверенность, издевательски переступал с ноги на ногу, то отступая на шаг, то дёргая крупом. Юноша несколько раз соскальзывал, нелепо шлёпаясь в пыль под сдержанные смешки своих соплеменников. Он молча отряхивался, нахлобучивал на голову шапку и упрямо повторял попытку, краснея всё гуще.

– Ну и вояка, – вздохнул Мстислав, обращаясь к брату. – Мать честная, с этим мы намучаемся.

Борослав лишь хмыкнул в бороду, но в его тёмных глазах промелькнула тень сочувствия.

Тургэн-хан, казалось, был рад поскорее избавиться от непутёвого отпрыска. Он не удостоил его ни добрым словом, ни благословением. Лишь когда Тархан, красный от натуги и стыда, наконец, вскарабкался в седло, хан величественно вскинул руки, призывая толпу к молчанию.

– Сильных и могущественных врагов вам на пути! – пророкотал он, глядя не на сына, а на братьев. – Победив которых, вы обретёте славу и величие! Вперёд! И да сбудется задуманное!

Он резко отвернулся и, не оглядываясь, широким шагом скрылся в своём шатре, оставив за спиной гомон подбадривающих криков. Тархан в последний раз тоскливо окинул взглядом родной стан, шатёр отца, и, дёрнув поводья, направил скакуна прочь.

Микуличи молча тронулись следом.

БОРОСЛАВ

Ехали молча. Пыльная дорога вилась по бескрайней степи. Позади остался гомонливый лагерь, впереди лежала неизвестность. Борослав не любил неизвестность, но ещё больше не любил сидеть на одном месте. Дорога – это жизнь. Она смывала тоску, лечила старые раны и не давала времени думать о том, что хотелось бы забыть.

Он чувствовал спиной тяжёлый взгляд Мстислава и знал, о чём тот думает. О мальчишке. О том, зачем хан так настойчиво всучил им своего сына, который и в седле-то сидит, как мешок с требухой. Борослав и сам не знал ответа. Но слово было дано. А слово Микуличи держали крепче, чем меч в руке.

Мальчишка ехал поодаль, ссутулившись. Его белый конь, Мел, шёл ровным, спокойным шагом, в отличие от вороного Мрака под Борославом и рыжего Огня под Мстиславом. Эти двое, дети самого ветра, рвались вперёд, и братьям приходилось сдерживать их нетерпеливый пыл.

К исходу второго дня они выехали к широкому полю, посреди которого высился огромный, в три человеческих роста, рослый валун, испещрённый неведомыми письменами. Гладкий, будто отполированный ветрами и веками, он притягивал взгляд.

Борослав равнодушно скользнул по нему взглядом – непонятные закорючки. А вот мальчишка спешился и с нескрываемым любопытством принялся изучать надписи, водя пальцем по древним знакам.

– Ты что, и это разумеешь? – подивился Мстислав, подъезжая ближе.

Тархан испуганно отпрянул от камня, затравленно глядя то на одного брата, то на другого.