Братство. ДМБ 1996 - стр. 6
– Тучи, тучи, а тучи как люди, – завывало где-то рядом.
– Ой, мама, ой, – играло из «девятки» подальше. – Поздно идти домой.
Площадь перед вокзалом та же самая, как я помнил: всё те же ямы на асфальте, киоск «Союзпечати» и другой, с пивом и сигаретами, чуть дальше стояли припаркованные такси – «Волга», «шестёрки», пара новеньких «девяток». У «Волги» на крыше шашки такси, остальные – обычные бомбилы. Дальше стоял старый автобус «ПАЗ», который раньше возил людей в посёлок, рядом с ним курили мутного вида парни.
Падал лёгкий снег, холодно, изо рта шёл пар. Это зима или ещё осень? На мне лёгкая куртка из кожзама. Из кожи молодого дерматина, вдруг вспомнилась старая шутка. Шапки вообще нет, уши сразу начали мёрзнуть. В руке китайская рисовая сумка, за плечом – солдатский вещмешок, тяжёлый, так и норовил сползти, приходилось поправлять.
Мимо прошла бабушка с сумкой, из которой приятно пахло жареными пирожками. На вокзал она бежит, продать, скоро же поезд подойдёт, пассажиры захотят поесть горячего. Я же у неё тогда купил пирожок с ливером… ох, лучше бы я этого не делал.
Кто-то прошёл мимо с тяжёлой сумкой, кто-то с пакетом, в котором брякали бутылки. Темнеет, народ торопится уехать. А я стоял напротив вокзала, как столб, и пытался понять, где я.
Или… когда?
Я оглядел себя. На ногах тупоносые ботинки, выше чёрные джинсы, толстые, для зимы. Руки молодые, сам я худой, как когда-то, без брюшка. В отражении стекла киоска вижу самого себя, каким был тридцать лет назад – ещё молодой пацан двадцати лет с небольшим. Странное ощущение, будто разглядываешь старую фотку, но живую.
Это очередное воспоминание, только ещё более реалистичное? Или просто предсмертные видения?
Раздался резкий свист позади. Я услышал, как кто-то быстро шёл ко мне по выпавшему снегу.
– Э, Старый! – голос очень громкий. – Ты чё тут стоишь?
– Да потише, – сказал кто-то другой. – Спалят ещё.
Обернулся, и аж в груди ёкнуло. Такими их и запомнил. Они меня встречают на том свете… или они ещё живы? А если они живы, то что с другими? А где батя, остальные? С ними всё хорошо?
Да что вообще происходит?
Шустрый шёл как всегда нараспашку, под дублёнкой видна тельняшка, он только в них и ходил – купил по дешёвке целую стопку. Шапка-ушанка с подвязанными ушами сбита набекрень, светлые волосы торчат дыбом. Он никогда не мёрз, всегда расстёгнутый. На лице вечная лыба, взгляд дерзкий, хитрый, но тёплый.
Царевич чуть приотстал, у него скользкие ботинки, он шёл медленнее. Как всегда серьёзный, а лицо хмурое. Шапки нет, чуть оттопыренные уши покраснели от холода, русые волосы аккуратно приглажены. Одет легко, в рубашку и тонкую ветровку. Но он повсюду ездит на машине.
– Ищут уже тебя, – серьёзно сказал Царевич, пожимая мне руку. – Надо обойти с той стороны, они всего на одной тачке, на «Паджерике» приехали. Человек пять засёк. Я тут тебе похавать купил в поезд, – он протянул мне пакет. – И Халява ещё передал… бери, пригодится.
В руке у него смятые купюры, которые он протягивал мне. Двести баксов, я это помнил. Я тогда уезжал с этого вокзала, навсегда покинув город, и ничего кроме этих денег, продуктов и куртки у меня не было.
Зато пацаны поддержали меня, как могли. А сейчас стоят передо мной, как тогда, молодые, здоровые. Живые. Я не знал, как к этому относиться, но внутри чувствовал радостный подъём.