Братство. ДМБ 1996 - стр. 5

– В машину его ко мне, – снова узнал я голос Харитонова. – Увезу.

Кто-то зачем-то нёс меня в ту самую старую девятку. Положили на заднее сиденье, но я это скорее почувствовал, чем увидел. Хотя мало что чувствовал, будто от меня ничего не осталось, как у Паши Самовара, к которому я так и не зашёл после дембеля.

Хотя думал, меня размажет напрочь. Кабину едва задело, но всё равно досталось. Боли не было. Но главное – я успел, это всё было не напрасно.

– Не ссыте, Андрей Валерьич, – довольное лицо Харитонова появилось надо мной. – Довезу.

– Куда? – спросил я одними губами.

– Куда вам надо, туда и довезу. Куда вам нужно?

– Домой, – прохрипел я.

А куда мне надо? Много где был, но вот всегда в последние годы думал, что не надо было отсюда уезжать. Может, и собрались бы мы все вместе, и что-нибудь бы получилось.

Глаза закрылись, и слышать что-то перестал. Как и чувствовать, только мысли остались.

Ну, хоть кому-то помог напоследок, смогу на том свете в глаза пацанам посмотреть. Увидят, что ушёл достойно, стыдиться за меня не надо.

Всё-таки надо было тогда остаться, не уезжать из города. Одни же мы были, всем вместе тогда надо было прорываться, мы же как братья были. Может, и не было бы тогда того взрыва. Ведь я же знаю, из-за кого это произошло…

Только нафига Харитонов музыку включил? Весело ему? Не до неё мне сейчас. Ещё и играла та самая песня, которую он включал раньше.

– И мы пройдём опасный путь через туман, – пел Юрий Хой из «Сектора Газа».

Машина остановилась, меня качнуло.

– Приехали, вылезай, – сказал Харитонов. – С тебя десять тысяч.

– Сколько? – чисто на удивлении вырвалось из меня.

Я открыл глаза и посмотрел на водителя. Это не Харитонов, это совсем какой-то молодой парень, весёлый и улыбающийся, с прилизанными волосами, завязанными сзади в хвост, и с большим горбатым носом. Он смотрел на меня.

– Я тебя в такую даль привёз, братан, а ты бабки жалеешь. Плати давай!

– А ты кто? – спросил я с недоумением. – Где Харитонов?

– Я и есть он, – он засмеялся. – Ты мне зубы-то не заговаривай. Людей обманывать – грех. Я и так мало беру, по совести. В такую даль привёз, а ты так и не заплатил.

Я полез во внутренний карман, достал старый потёртый кошелёк, а из него смятую купюру. Пятьдесят тысяч? Это что за такая деньга? Вернее, это очень старая купюра, я таких лет, наверное, двадцать пять не видел или все тридцать.

Таксист схватил купюру, поплевал на пальцы и отсчитал мне сдачу. И выдал мне сдачу такой же древностью: четыре потёртые купюры по десять тысяч, но отличающиеся от привычных десяти рублей только лишними нулями.

Я убрал сдачу. В кошельке ещё была купюра в сто тысяч рублей и ещё карманный календарик за 1996 год. 16 ноября обведено несколько раз. Я же в тот день уехал на вахту почти без денег. Это пацаны помогли, чтобы я не загнулся от голода по пути.

– Ну, бывай, Андрюха, – Харитонов махнул рукой. – Удачи.

Я вылез из совершенно новенькой вишнёвой «девятки», и она уехала.

А я охренел.

Это вокзал Тихоборска. Тот самый, из которого я когда-то уехал. Ещё целый, не сгоревший, каким я его помнил – невысокое массивное здание, покрытое облупленной жёлтой краской, с большими окнами, за которыми тускло горел свет.

Над широкой входной дверью торчала старая мозаика с паровозом, но половина плиток уже отвалилась, другая совсем выцвела. Двери с пружинами, они громко хлопали, когда кто-то проходил через них и не придерживал. Диктор что-то говорила через хрипящий громкоговоритель, но ни одного слова разобрать невозможно.